Любовный лабиринт Тонки. Анатолий Анатольевич Воробьев

этим потоком и замирали под его холодными струями.

      «… – Д о т е х п о р, п о к а л ю д и б у д у т л ю б и т ь д р у г д р у г а… к л я н у с ь т е б е …»

      Он сказал это или показалось, что сказал?

      – А знаешь, Тонка, всего две недели назад я целовалась с другим…

      – !?

      – Я ведь не знала, что встречу тебя …Тебя не было на этой земле! Понимаешь!? Даже в моих мыслях. Ты – как воробей, свалился на голову…

      – Кто он?

      – Его зовут Мишка. Он хороший. Мы познакомились в Минске в Доме Кино. Ходили компанией на « Сталкера». Он пошёл провожать меня… Сто лет до этого его знала, а тут почему-то поцеловались.

      – Что же теперь?

      – Теперь есть ты!.. Я не знаю, – она закрыла лицо руками, – я здесь даже не вспомнила о нём ни разу…

      – А когда вернёшься в Минск, опять будешь встречаться с ним… и целоваться?

      – Я не знаю…

      – А я? Я ведь есть теперь! Или исчезну? Останусь маленькой тёплой точкой в памяти: нажмёшь – будет приятно – даже если и не вспомнишь…

      – Это зло… Я – не такая. Не говори так!

      – Я один знаю, какая ты!

      – Между нами и не было ничего – только тот поцелуй… Я ему скажу, он поймёт.

      – Ему будет больно…

      – А тебе?.. Всегда кому-то больно… Я тебя увижу после Друскининкая?!

      – А ты захочешь меня увидеть?

      – Я даже не представляю, как мы расстанемся!.. Со мной никогда так не было. Вседа было легко, просто и приятно, никогда ничего внутри не болело. Какая-то волшебная приятная боль… Словно появилась ещё одна я… и, знаешь, она лучше! Она не может жить без тебя!

      – И ты меня не забудешь?.. курортный роман..

      – Я объясню ему… и не буду больше целоваться. Может, ему и не будет больно…

      6

      Скрипач играет самозабвенно.

      Он уселся у обрыва на длинные и узловатые корни огромной сосны, которые образуют подобие кресла. Она словно держит его на ладони и шевелит пальцами. Создаётся впечатление: оторви его от этих корней – и он перестанет играть, не сможет!

      Это – молодой еврей. Спутать невозможно. В смокинге. Его длинные курчавые каштановые волосы треплет ветер, помогая ему играть. На макушке проглядывает лысина. Глаза закрыты, хотя сбоку стоит пюпитр с нотными листами. Правда, ветер разбросал их по земле рядом. Но одна пожилая пара подобрала и бережно держит в руках, ожидая, когда он закончит играть.

      Внизу бурлит и пенится мутная вода Немана.

      Милка стоит, прижавшись спиной к Тонке, иногда задирая голову, чтобы посмотреть на него. Он прижимает покрепче её к себе за талию.

      Скрипач последний раз делает взмах смычком – и пронзительный звук срывается со струн и улетает на реку к острову в тумане. Там, словно в ответ, мигают два огонька у самой воды.

      Раздаются аплодисменты. Он встаёт, кланяется смущенно и нагинается, чтобы поднять упавшие страницы.

      – Вот ещё, возьмите, – протягивает седая женщина ему несколько листиков и жмёт ему руку, – вы играли чудесно, спасибо вам!

      Он уходит.