Город Баранов. Николай Николаевич Наседкин

Облонских. Мы бродили, смеялись, болтали, целовались, мечтали, пили шампанское, а я даже и коньяк пару раз, питались пирожками, бутербродами и яблоками, попали на концерт Аллы Пугачёвой в зал «Октябрь», катались на метро и трамваях… А уж стихи… Стихов – и своих, и других классиков – надекламировали-начитали столько, что на целую библиотеку хватит.

      Часов за пять до севастопольского поезда мы всё же не выдержали и переспали вместе – да простится мне этот невольный и пошловатый каламбур. Мы нашли одно свободное местечко в толчее Курского вокзала, Лена примостилась у меня на коленях, обняла за шею, я обхватил её родное невесомое тело, прижал хозяйски-сладко к себе, и мы унырнули в глубокое, тяжёлое, но счастливо-безмятежное беспамятство. Я, скорчившись в жёстком вокзальном кресле, прижимал, сонный, к себе крепко-накрепко спящую красавицу – свою будущую жену. Впереди нас ждало счастье…

      В последние минуты, на мокром туманном перроне, Лена, откинув голову, засматривая внутрь меня, наивно и строго декламировала-внушала мне знаменитые кочетковские строки:

      С любимыми не расставайтесь,

      С любимыми не расставайтесь,

      С любимыми не расставайтесь,

      Всей кровью прорастайте в них.

      И всякий раз навек прощайтесь,

      И всякий раз навек прощайтесь,

      И всякий раз навек прощайтесь,

      Когда уходите на миг…

      Вот пишу сейчас, и всё переворачивается в груди: как я был счастлив!

      И – как я мог быть счастлив…

      Глава III

      Как я сошёл с ума

1

      Аркаши дома не было.

      На столе красовались початая бутылка грузинского коньяка, тарелки с остатками пиршества. Я отмок в горячей ванне, выпил полстакана «Арагви», проглотил кусочек сыра и бухнулся в постель. Хотел немного помечтать, но не успел – так обвально я срывался в пропасть сна только на первом году в армии.

      Очнулся я глубоким вечером от говора и смеха. Окно уже фиолетово меркло. Горела только настольная лампа. За столом сидел Аркаша с двумя пассиями. Они чокались, закусывали, нещадно дымили и травили анекдоты.

      – Представляете, – прыснул Аркадий, – муж в дверях, а она – кверху ногами… Ха-ха! Тс-с-с…

      Он попытался приглушить свой утробный смех и веселье своих балаболок, оглянулся на мой угол. Я хотел нахмуриться, но переизбыток счастья колыхнулся в душе, как вино в бокале, в ушах ещё звенело – со сна, что ли? – имя Лена.

      – Ничего, Аркаш, – бодро сказал я, потягиваясь, – я уже не сплю. Если дамы позволят, я, с их разрешения, запрыгну в брюки.

      – Лена, Валя! – скомандовал Аркадий. – А ну за шкаф на пару минут! Видите, товарищ-ч стесняется.

      Лена?.. Ну и ну!

      – Да хватит тебе, – осадил я Аркашу. – Девушки, отвернитесь и – все дела.

      Девчонки, лупившие на меня глаза, хихикая, отвернулись. Впрочем, хихикала та, что, вроде бы, Валя – пампушечка с распущенной по плечам рыжей гривой. Вторая – маленькая, худенькая, с короткой тёмной причёской-каре