Город Баранов. Николай Николаевич Наседкин

ярко-алых ртах. – Интересно, которая из них Аркашкина? Или – обе?.. Он вроде пухлявых предпочитает… А чёрт! Мне-то что…»

      Я ещё клюкнул «Арагви» за здравие щедрого Аркаши, за красоту благовоспитанных дам и – распрощался. Вернее – уединился. Насколько это, конечно, возможно в единственной комнате. Я пристроился в своей нише к тумбочке, выставил спину столующимся гулякам, засветил переноску, раскрыл тетрадь и принялся изливать на бумагу письмо в Севастополь. Лена, моя Лена, ещё в это время мучилась-тосковала в душном вагоне, я представлял себе её бездонные глаза, её милые пухлые, чётко очерченные губы, прозрачные пальчики с голубенькими жилочками и крохотными ноготочками, светящимися розово-перламутровым праздничным лаком…

      Я писал о том, как я уже соскучился по ней, как я уже жду не дождусь следующей встречи, как я обязательно, я непременно примчусь в Севастополь на скорое уже Новогодье, как мы выйдем, держась за руки, на берег буйного и хмурого зимой моря, и там я брошу в волны целую пригоршню пятиалтынных и гривенников, дабы вернуться в Крым обязательно, вернуться навсегда – к морю, к ней, к Лене. К будущему счастью и блаженству семейной жизни…

      За спиной взялись играть в карты.

      – Вадим! – вскричал гнусливо подпьяневший Аркадий. – Ну брось ты писанину свою – ещё в газете напишешься по горло. Иди к нам – Ленке партнёра не хватает.

      – Отстань, похабник! – полушутя, но раздражённо отмахнулся я.

      – Да не в том смысле, – гоготнул орясина усатая, – в карты партнёр нужен, пока только в карты.

      – Не приставай к человеку, – послышался голос этой Лены с чуть заметной издёвкой. – Не видишь, человек письмо невесте пишет – дело серьёзное.

      Вот гад Аркадий – всё уже разболтал! Я решил не реагировать. Демонстративно склонился над тетрадью, отгородился от циников горбом. Нет, всё же интересно: неужто Аркашка с обеими?.. Чёрт-те что опять в голову лезет!

      Письмо я всё же дописал. Финал, правда, скомкал, зачем-то упомянул и про разных девиц, мешающих сосредоточиться, и распрощался поцелуем. Запечатал, адрес надписал…

      Что же теперь делать – не спать же вновь заваливаться? Тем более, и выпить-закусить ещё хотелось.

      Подсел к столу.

      Комната наша уже превратилась в коптильню – гостьи смолили не слабже нас. Я, почему-то с жалостью, подумал: «Эх, ведь и груди-то ещё нет нормальной, а туда же – сигарету за сигаретой». Кстати, у моей Леночки, несмотря на стройность и даже сухощавость фигуры, грудь вполне сформировалась-налилась, – это отмечал я жадным взором, когда мы с нею купались в Севастополе, да и, уж признаюсь, в моменты пьянящих поцелуев и объятий уже здесь, в Москве, я давал волю своим рукам…

      Вскоре Аркаша, достав последнюю бутылку – уже сухонького, «Ркацители», – принялся откровенно мне подмигивать: мол, создай условия – подпирает.

      – Ого, как поздно, – глянул я на часы, – если кого проводить нужно, я готов сыграть роль галантного кавалера.

      Валя со смехом