Инженеры. Николай Гарин-Михайловский

– маленькая девочка, дочь дворника, и маленький мальчик, сын хозяина.

      Семья Карташевых присутствовала тут же, сидя на стульях.

      Девочки были в венках из васильков. Оля смешно выставляла свои толстенькие ножки, сохраняя серьезное лицо. Маруся не в такт, но легко перебирала ножками, беспредельно радостно смотря своими светящимися глазками. Роли танцевала, снисходительно сгорбившись. Ло от общих танцев отказался наотрез, заявив, что танцует только казачка.

      Еще что-то заиграли и наконец сыграли то, что требовал Ло.

      И здесь Ло выступил не сразу, но когда начал танцевать, то привел сразу всех в восторг, так комичен был его танец, так легко и искусно выделывал он ногами па и забирая нога за ногу, и приседая.

      Уже самое начало, когда он легким аллюром пошел по кругу с поднятой ручонкой, вызвало бурю аплодисментов.

      Танцуя, он все время посматривал со спокойным любопытством, какое впечатление производит его танец.

      Торжество его было полное по окончании танца, но лицо его сохраняло по-прежнему презрительно спокойное выражение. Зина подошла в разгар танцев, в обществе нескольких монахинь, во главе с матерью Наталией.

      – И красота же какая! – восторгалась мать Наталия на детей в веночках, – как херувимчики. Ай, миленькие, ай хорошенькие!

      Резко бросалась в глаза Зина среди этих монахинь, что-то общее появилось у нее с ними.

      Несмотря на праздник, она была в таком же черном платье, с черной накидкой сверху, как и монахини. Даже шляпа ее, тоже черная, остроконечная, напоминала не то монашескую камилавку, не то старинный головной убор при шлеме. Лицо Зины становилось еще строже, и еще красивее подчеркивалась ее холодная красота.

      – Что это у тебя за шляпа? – спросила Аглаида Васильевна, всматриваясь.

      Монахини переглянулись между собою и усмехнулись.

      – А вот, – ответила мать Наталия, – пожелала Зинаида Николаевна, и общими трудами погрешили против праздника и смастерили что-то такое на манер нашего…

      Аглаида Васильевна недовольно покачала головой.

      – Балуете вы мне моих детей! Не идет тебе это!

      Затем она встала и пригласила гостей в комнаты.

      Там матушек угощали чаем, вареньем, им играли на фортепьяно. Зина пела им церковные мотивы, затем пели хором.

      Матушки принесли с собой запах кипариса, ласково улыбались и постоянно кланялись всем, а когда пришел генерал – встали и долго не решались опять сесть.

      Мать Наталия иногда глубоко вздыхала и с какой-то тревогой посматривала на Зину. А потом останавливала взгляд на детях и опять вздыхала.

      Такая тревога чувствовалась и во взглядах Аделаиды Борисовны.

      Когда монахини ушли, оставшиеся почувствовали себя сплоченнее, ближе, и слово за словом по поводу того, что на время отъезда Зины дети зададут хлопот Аглаиде Васильевне, был предложен Сережей проект старшим съездить в деревню. А Маня предложила ехать с ними и Евгении Борисовне и Аделаиде Борисовне.

      Евгения Борисовна сперва сделала удивленное лицо, но муж ее неожиданно поддержал это