Инженеры. Николай Гарин-Михайловский

кроме того, она вела дневник в большой тетради, запиравшейся на замочек.

      Любимым ее местом в саду стало то, где сад соприкасался с старенькой, точно враставшей в землю, церковью.

      Тёма учил ее ездить верхом, и часто они ездили в поле. Евгения Борисовна и Маня в экипаже, Аделаида Борисовна, Тёма и Сережа верхом.

      В поле пахали, и начался сенокос. Пахло травой, на горизонте вырастали новые скирды сена, и около них уже гуляли стада дрохв.

      Лето было дождливое, мелкие озера не пересыхали, и степь была полна жизни: крякали утки, кричали, остро ныряя в прозрачном воздухе, чайки, нежно пели вверху жаворонки, а в траве – перепела.

      А то вдруг гикнет дружная песнь, и польются по степи мелодичные звуки.

      Однажды на сенокосе катающихся захватила буря и дождь.

      Как раз в то время, как Тёма косил, а Аделаида Борисовна училась подгребать накошенное.

      В мягком влажном воздухе клубами налетели мокрые тучи, быстро сливаясь в беспросветно-сизо-темный покров там, на горизонте, и черно-серый, точно дымившийся над головой. Страшный гром раскатился, на мгновение промелькнула змеей от края до края молния, стало тихо, совсем стемнело, упало несколько передовых крупных капель, и сразу пошел как из ведра ароматный дождь.

      С веселым визгом побежали работницы и работники под копны собранного уже сена.

      Под одну из таких копен забились и Аделаида Борисовна с Тёмой.

      Им пришлось сидеть, плотно прижавшись друг к другу, в аромате дождя и сена. Сено мало предохраняло их, но об этом они и не заботились. Им было так же весело, как и всем остальным, и Аделаида Борисовна радостно говорила:

      – Боже мой, какая прекрасная картина.

      Мутно-серая даль от сплошного дождя прояснялась. Все словно двигалось кругом и в небе и на земле. Земля клубилась волнами пара, и казалось, что сорвавшаяся нечаянно туча теперь опять торопилась подняться кверху; в просвете этих волн вырисовывались в фантастических очертаниях скирды, воза, копны, и вдруг яркая от края до края радуга уперлась в два края степи. А еще мгновение – и стала рваться темная завеса неба, и пятном засверкало между ними умытое, нежно-голубое небо. Выглянуло на западе и солнце – яркое, светлое – и миллионами искр засверкало по земле.

      Природа жила, дышала и, казалось, упивалась радостью. Точно двери какого-то чудного храма раскрылись, и Аделаида Борисовна вдруг увидела на мгновение непередаваемо прекрасное.

      И это она – счастливая. Они оба сидели в этом храме, смотрели и видели, смотрели друг другу в глаза, и все это: и эта чайка, и это небо, и даль, и блеск, и все это – в ней и в них, это – они.

      Крики чайки точно разбудили ее. Она провела рукой по глазам и тихо сказала:

      – Как будто во сне, как будто где-то, когда-то я уже переживала и видела это…

      Приближался вечер, и работа не возобновлялась больше.

      Мокрые, но довольные, потянулись рабочие домой и запели песни.

      За ними тихо ехали Аделаида Борисовна и Карташев, слушая песни и наслаждаясь окружавшим.

      Небо еще было загромождено тучами, а там, на западе, они еще плотнее темными массами