Красавиц мертвых локоны златые. Алан Брэдли

Фели, как будто я – добровольная пожарная бригада Бишоп-Лейси.

      Фели распростерлась на викторианской кушетке под окном, прикрывая глаза запястьем и горько всхлипывая в шелковый носовой платок.

      – Вставай, Фели, – скомандовала я. – Постыдилась бы. Вставай и иди к гостям. Тебя все ждут. Ты не можешь так обращаться с людьми. Что бы сказал отец?

      Я сделала паузу, чтобы она прониклась моими словами.

      – Там был… э-э-э… человеческий палец… в… о! Это…

      – Это была сосиска, – отрезала я. – Мы с Даффи пошутили. Извини, если мы тебя расстроили.

      Попозже я попрошу у господа прощения за откровенную ложь. Он мне простит, а Даффи нет.

      – Сосиска, – повторила я. – Старая обветрившаяся сосиска.

      Я вознесла безмолвную молитву призраку покойной мадам Кастельнуово, где бы она нынче ни была. Сосиска, да уж!

      Рыдания стали чуточку тише. Фели поверила? Трудно понять.

      – Я сказала, что у тебя расстройство желудка из-за вина, – продолжила я. – Все отнеслись с пониманием.

      – Как ты посмела! – зашипела Фели. – Как ты посмела! Теперь все сплетницы в деревне будут перемывать мне кости!

      Наконец она стала похожа на саму себя.

      – Иди уже, – сказала я, уперев руки в бока и пытаясь выглядеть внушительнее. – Тебя жених ждет.

      Фели промокнула глаза влажным платком.

      – Из-за тебя я испортила макияж.

      – Ой боже мой, – сказала я. – Он был испорчен до того, как ты ушла наверх. Фотографии все равно уже сделаны, так что какая разница. Улыбайся, несмотря ни на что. Езжай в Вену. И не возвращайся, пока у тебя характер не улучшится.

      Фели попыталась взглянуть мне в глаза, но я не дала ей такой возможности.

      – Не надо изображать из себя василиска, – сказала я. – У меня иммунитет. Иди уже.

      К моему крайнему изумлению, она послушалась.

      – Желаю хорошо провести медовый месяц! – прокричала я вслед, но она либо не услышала, либо решила, что я недостойна ответа.

      Нелегка участь посредника.

      Вскоре Фели и Дитер под дождь из конфетти, слез и старых сапог погрузились в автомобиль Банни.

      Среди тех, кто столпился у дверей, воцарилось долгое неловкое молчание. Похоже, никто не хотел заговорить первым.

      Первой моей мыслью было облегчение: Фели больше не живет в Букшоу.

      Нет, неправда. Это то, о чем я хочу думать.

      По правде говоря, мне было очень тяжело от того, что теперь я осталась одна. Разумеется, со мной будут Даффи, Доггер и миссис Мюллет, но Фели уехала. Фели, с которой я вела вечную войну со дня моего рождения; Фели, которую я всегда любила; Фели, которую я иногда ненавидела.

      Нелегко питать неприязнь к человеку, который пишет музыку в твою честь, пусть даже это короткая пьеса для пианино, каскад бурных аккордов, призванный увековечить незабываемое, полное драматизма событие, когда я по неосторожности объелась пирожками миссис Мюллет. Фели назвала эту пьесу «Досадная неловкость» и исполняла ее для посетителей при любой возможности.

      «Дрянь!» –