Алфавит грешника. Часть 2. Было Не было Могло. Владимир Лузгин

лишь побег от большого корня,

      Я знаю и спорить не смею:

      Есть люди правдивей и лучше меня,

      Талантливее и умнее.

      «Всевышнего деяния мудры…»

      Всевышнего деяния мудры,

      Пускай необъяснимы сразу нами:

      Он спас меня, избавив от игры,

      Когда за стол садился с шулерами.

      Потом его невидимая длань,

      То бархатная, то как кожа гада,

      Казалось, завела в Тмутаракань,

      На самом деле – вывела из ада.

      Чтобы под гром иерихонских труб,

      Под отзвуки пастушеской свирели

      Познал я цену сладострастных губ

      И язвы, кровоточащей на теле.

      А ярости внезапных неудач

      Не удивлялся: жизнь идёт по кругу,

      Коль за спиной надрывный женский плач,

      Как крик последний преданного друга.

      Поэтому теперь, отныне, днесь,

      Постясь или посматривая порно,

      Не спорю я, что бог на свете есть,

      Молчу покорно.

      «Всю ночь в бесчинствах кутежа…»

      Всю ночь в бесчинствах кутежа

      По обмыванию премьеры

      Была ты девственно свежа,

      Игрива, и горда без меры.

      И я попёр, как меж авто,

      Взбесившись, лошадь гужевая:

      Налил вина, принёс пальто.

      А ты чужая.

      Звонил. Являлся. Лебезил.

      Непонятый, неоценённый.

      Стихами цвёл или разил

      В зависимости от персоны.

      Я исполнял каприз любой,

      Себя бессчётно унижая,

      Лишь только чтобы быть с тобой.

      А ты чужая.

      Дни, словно листья на ветру,

      Кружась и падая, летели,

      Ведя со мной свою игру

      Без всякой цели.

      В которой с тупостью телка

      Почти дошёл до грабежа я,

      Чтоб разодеть тебя в шелка.

      А ты чужая.

      Меня водили топтуны,

      Сопровождая до ареста

      С документацией вины,

      Деянья, времени и места.

      И приняв тяжкую статью,

      Из уст судьи с лицом каржая,

      Я просто плюнул на судью.

      А ты чужая.

      Не сомневаюсь: только лишь

      Едва успею удалиться,

      Как тут же плечи оголишь

      И защебечешь, словно птица.

      Так у актрис заведено:

      Жить, чью-то жизнь изображая,

      Пока не кончится кино.

      Где ты чужая.

      «Выпал я из братвы, как птенец из гнезда…»

      Выпал я из братвы, как птенец из гнезда,

      Просто выброшен был чужаком-кукушонком,

      И сменилась моя путевая звезда

      Фонарём над тюремною шконкой.

      Мне бы к воле уйти потаённым путём,

      Оторвавшись от вохры, стоящей по кругу,

      Чтобы встретить того, кто с позорным ментом

      Расплатился за сучью услугу.

      На него посмотреть бы единственный раз,

      Если сможет он выдержать взгляда,

      Засмеяться и выстрелить точно меж глаз,

      Или вы пожалеете гада?