Теоретическая и практическая конфликтология. Книга 1. Коллектив авторов

столкновений побуждает признать враждебность одной из первичных энергий человека. Эта энергия не столько порождается предметом, сколько сама создает себе предмет.

      В этом смысле было когда-то сказано, что человек не потому религиозен, что верит в Бога, а верит в Бога потому, что наделен религиозностью как своеобразной душевной потребностью. То же самое относится к любви. Все согласны с тем, что любовь, особенно в юности, не является простой реакцией нашей души на определенный предмет, как ощущение цвета является реакцией нашего зрительного аппарата; душа испытывает потребность любить и направляет ее на любой, мало-мальски удовлетворительный предмет, который зачастую сама и создает, наделяя возлюбленного воображаемыми качествами, которые будто бы и пробудили в ней любовь.

      Ничто не мешает нам считать, что и противоположный аффект может развиваться подобным же образом: душа обладает столь же врожденной потребностью ненавидеть и бороться, и для удовлетворения этой потребности сплошь и рядом выбирает и создает себе предметы, наделяя их отвратительными качествами. Что этот механизм проявляется не так явно, как при влюбленности, может объясняться тем, что потребность в любви подкрепляется физиологически и в юности чудовищно обостряется, так что ее спонтанность и обусловленность terminus a quo не оставляет никаких сомнений. Импульс же ненависти лишь в исключительных случаях достигает такой остроты, которая позволила бы осознать его субъективно-спонтанный характер.

      Если у человека действительно врожденный формальный инстинкт враждебности как противоположность потребности в симпатии, то исторически, я думаю, они оба являются результатом той самой душевной дистилляции, в процессе которой первоначально единые внутренние движения расчленяются и осознаются как отдельные самостоятельные побуждения.

      Всевозможные интересы так часто принуждают людей бороться за какие-то блага или становиться в оппозицию к определенным личностям, что остаточное состояние раздражения, побуждающее к антагонизму, вполне могло сделаться наследственным достоянием человеческого рода.

      Взаимоотношения примитивных групп практически всегда выражаются в войнах. Самый наглядный пример – индейцы. У них всякое племя a priori считается находящимся в состоянии войны со всеми другими племенами, кроме тех, с которыми у него заключен мирный договор. Следует, однако, помнить, что на ранних стадиях культуры война – чуть ли не единственная форма межгруппового контакта. Пока не было межтерриториальной торговли и индивидуальных путешествий, пока духовные общности не перешагивали границ группы, война оставалась единственной формой социологических отношений между различными группами.

      В примитивном обществе отношения между элементами внутри группы и между группами прямо противоположны по форме. Внутри замкнутого круга вражда, как правило, означает разрыв отношений, враги избегают друг друга и держатся на расстоянии, причем эти явления сопровождают даже вспышки открытой