Медиареальность. Коллектив авторов

– рождает только чудовищное»,66 а «травма от абсолюта рождает абсолютное насилие». Любое вневременное, остановка времени, даже в виде фотографии, есть маленькая смерть, есть драма столкновения трансцендентного с сущим, с живым потоком. Ситуация, взятая sub specie aeternitis, преображает контекст настоящего, укрупняет форму, подымает взгляд к небу, обесценивает сиюминутное. Философия эпохи новых медиа главным предметом анализа полагает медиареальность или реальность медиа. Последняя, как уже отмечалось, стала отражением медиального поворота, приведшего к осознанию того, что новые технологии стремительно меняют свой облик, нормативный, этический и поведенческий стандарт (в отечественной ситуации он усугубился еще и тем, что наложился на слом советской идеологии). Проявления свободы воли в сети вначале воспринимаются как зона свободы и вседозволенности, но весьма скоро сталкиваются с проявлением воли других, с необходимыми ограничениями, с установлением нравственных норм и, наконец, с правовыми законами.67 Порнография и насилие, мошенничество, вторжение в личное пространство, компьютерные вирусы, клевета и травля, агрессивное поведение человека, – все это и многое другое вынуждает оперативно реагировать на актуальные вызовы технического человека. Вскоре пришло осознание, что в Сети, как и по эту сторону экрана, нужны правила, регулирующие поведение людей. В ситуации, когда внутренняя жизнь, одежда, переживания, оценка становятся внешними, общедоступными, когда карнавал масок разыгрывается каждый день, когда анонимность рождает агрессивность, распущенность, упрощение языка, чувств, концентрации внимания и сосредоточенности, тогда мы невольно вспоминаем о регуляции, о зонах, свободных от насилия, курения, порнографии, радиации, надсмотра и контроля.

      Одно из важных открытий Лумана состояло в том, что он стал изучать организации изнутри, как обособленные самостоятельные миры, игнорирующие сознательное целеполагание. Произведенные идеологией потребления и инспирированные медиа желания воспринимаются как желания естественные. В каком-то смысле это так. Потребность созерцать насилие (жертвоприношение, казнь, бои без правил, насилие в кино) тому подтверждение. Медиа ничего не навязывают извне, они дают конкретную форму, образ. Порка крестьян на конюшне и порка в садомазохистском клубе по внешнему виду одинаковы, но маркировка насилия и ненасилия здесь существенно видоизменяется. Посему как никогда важна оперативность и точность диагноза насилия, которое неразрывно связано с конкретностью его проявления, с указанием времени и места. Вот забавный случай, подмеченный историками фотографии: установка для съемки фотокамеры в конце XIX века настолько пугала демонстрантов, что они тут же разбегались. Это породило иллюзии, что наконец-то найдено новое действенное средство против демонстрантов и бунтарей.68 Сегодня же, напротив, протестующие начинают «протестовать» в момент включения камер и микрофонов, а сворачивают плакаты и расходятся, как только они выключаются, что дало повод Н.

66

Ibid. S. 217, 222.

67

О мотивах и источниках правового регулирования медиасреды см. статью: Панферова В. В., Зверева Ю. И. Медиафилософия: проблемное поле исследования // Медиафилософия II. Границы дисциплины / Под. ред. В. В. Савчука, М. А. Степанова. СПб.: Изд-во СПбФО, 2009. С. 9–15. Здесь последовательно проводится идея необходимости регулирования взаимоотношений в медиареальности.

68

Александр Китаев «Рентген как фотограф незримого». Доклад на Второй международной конференции «Медиафилософия. Границы дисциплины» (СПбГ У, 21 ноября 2008).