Пока я мертва. Анна Сулацкова

около моря, его уже давно не существует, но я до сих пор помню нагретый солнцем деревянный пол кухни и запах сладкой выпечки, витающий в воздухе. Тогда мама была еще с нами. Тогда мы все были счастливы.

      – Кофе будешь? – спрашивает меня Матвей, я вздрагиваю, когда он входит на кухню. С его волос капает вода, от него пахнет цитрусовым гелем для душа. Он переоделся в растянутый темно-зеленый свитер и черные брюки.

      Не дождавшись ответа, Матвей отворачивается от меня и, открыв шкафчик, достает медную турку. Насыпав четыре ложки молотого кофе, заливает водой и ставит на плитку.

      Я молчу, просто смотрю на его широкую спину.

      – Держи, – Матвей ставит передо мной дымящуюся чашку с ароматным напитком, и криво улыбается, – Можешь погреть руки, – я встречаюсь с ним взглядом, время будто замирает, и наедине остаемся только мы, – Или вспомнить его запах, – он первый нарушает эту минуту и отводит глаза, отходя к раковине.

      Облокотившись, Матвей делает глоток.

      – Спасибо, – произношу я сдавленным голосом, дрожащими пальцами обхватываю горячую поверхность старой кружки, когда-то на ней был нанесен растительный орнамент, сейчас же, только едва заметный рисунок, поблекший от прикосновений пальцев и губ…

      Его губ?!

      Я ощущаю горьковатый аромат кофе и стараюсь не думать об этом. Я благодарна Матвею за этот жест. Может быть, мы даже поладим.

      Вдруг в комнату входит молодая худенькая женщина, я резко вскакиваю на ноги, забывая, что меня не видят. И перемещаюсь на безопасное расстояние, присаживаясь на подоконник, холодное стекло касается моей спины.

      На женщине дешевый атласный халат, купленный за копейки где-нибудь на китайском рынке и черные волосы, собранные на затылке. Тонкие черты лица и грустная улыбка, этим Матвей похож на нее.

      – Ты уже встал? – женщина косится на вторую чашку кофе и бросает на Матвея быстрый взгляд, – Это для меня? – он медленно кивает, она устало присаживается на мое место и берет в руки очки.

      – У тебя утренняя смена? – кухня погружается в тягостное молчание для обоих. Женщина старается не смотреть на него, наверное, она боится увидеть скучающее, недовольное лицо ее сына. Мне становится неловко находиться здесь.

      – Да, – холодно отвечает Матвей, отворачивается к раковине и включает кран, хрупкие плечи женщины опускается, она отпивает остывший кофе из моей кружки, почему-то мне хочется, чтобы она догадалась обо мне. Почувствовала, – Будешь бутерброд? – голос Матвея звучит глухо из-за бегущий воды, – Я могу сделать. Тебе нужно больше есть.

      – Нет, спасибо, – даже я слышу неуверенность в ее голосе, но Матвею этого достаточно, он выключает кран и достает из холодильника масло, кладет его на стол, край его рукава обнажается, и я вижу на запястье две вертикальные полоски глубоких шрамов.

      Я делаю вид, что не замечаю, но женщина совершает ошибку, задерживая на них взгляд. Матвей одергивает руку, его серые глаза темнеют, брови предостерегающе приподнимаются.

      – Может быть, прогуляемся