Улицы разбитых фонарей. Киносценарии. Сергей Алексеевич Глазков

Моя внучка с зятем в Китае работали. Вот там и заработали.

      – А где Перепёлкин держал деньги? – Интересуется Савина.

      – Я не знаю, – пожимает плечами Егоровна, – Мы ему на сберкнижку перевели, а уж потом куда он их дел, понятия не имею.

      – На сберкнижку? – Переспрашивает Савина.

      – Да.

      Савина поднимается со скамейки.

      – Спасибо, Егоровна. Вы очень помогли следствию.

      – Меня за что благодарить? – Не понимает Егоровна, – Я вообще молчала. Кузьминичну благодарите. Это она вам всё здесь наплела.

      Савина, улыбаясь, поворачивается к Кузьминичне, – Спасибо, Кузьминична.

      – Всегда «Пожалуйста»! – Отвечает та.

      23

      Губа приводит Рыданова и Глушко к себе в подвал.

      – Проходите, не стесняйтесь. Это мои хоромы.

      Рыданов осматривается:

      – Вполне прилично.

      – Не понимаю я тебя, Губа, – говорит Глушко, – Ты сказал, что у тебя есть квартира. Зачем тогда жить в подвале?

      – Это принцип, Ноздря, – отвечает тот, – Вот взять, к примеру: Валерия Ободзинского. Слыхал про такого?

      – Нет, – отрицательно вертит головой Глушко, – Не слыхал.

      – Темнота! – Машет рукой Губа, – Валерий Ободзинский – самый известный певец советского времени. Золотой голос.

      – Ну? – Удивленно смотрит на него Глушко, – Причём здесь он?

      – Вот он имел всё: квартиру, машину, славу, женщин, богатство, – рассказывает Губа. – Потом всё бросил и ушёл в «никуда».

      – Зачем?

      – Затем, что это не главное. Тлен. Главное внутренний баланс. Человеку это не надо.

      – Что не надо?

      – Квартира, машина, слава, богатство, женщины. Нет. С женщинами я, кажется, перегнул. А вот остальное балласт. Человек приходит в этот мир безо всего этого. Голый. И уходит без этого. Там это не нужно.

      – Так это же там, а не здесь, – возражает Глушко.

      – И здесь тоже, – говорит Губа, – У меня было всё. Я каждый день горбатился, чтобы заработать и принести заработанное в дом. И чем больше у меня было, тем больше хотелось. Из-за этого я перестал радоваться. И когда я от этого отказался, мне стало легче. Я по ночам смотрю на звёзды. Я радуюсь первым лучам солнца. Мне ничего не надо.

      – Классно! – Вздыхает заворожено Рыданов, – Мне бы так.

      – Подожди, «Губа», – останавливает их Глушко, – А как же твои жена, дети?

      – Жена от меня ушла, – рассказывает бомж, – Дети выросли. У них уже свои дети.

      – И у тебя ни разу не возникло желание их увидеть?

      – Я их вижу, когда хочу.

      Губа подходит к импровизированному столику, который состоит из двух ящиков, на которых лежит потёртый кейс, накрытый газетой. Из карманов извлекает свёртки и начинает выкладывать на стол.

      – Сейчас будем обедать.

      Рыданов хлопает в ладоши:

      – Здорово. Я действительно проголодался, гуляя по воздуху.

      – У нас сегодня будет царский обед, – хвастается Губа, – С осетриной.

      – Откуда