«Линкольн» для адвоката. Майкл Коннелли

с этим сильно растянутым ртом и безжизненно-стеклянными, как у куклы, глазами.

      Она всегда называла меня Микки Мантлом, хотя к моменту ее рождения великий бейсболист уже давно сошел со сцены и она едва ли могла что-то знать о нем или его игре. Для нее это было просто имя. Подозреваю, она с тем же успехом могла бы называть меня Микки-Маусом – с той разницей, что мне бы это, пожалуй, не слишком понравилось.

      – Попытаюсь, Глория, – ответил я. – Что с твоим лицом? Как это случилось?

      Она лишь отмахнулась:

      – Небольшое разногласие с одной девушкой в нашей общаге.

      – Насчет чего?

      – Так, женская дребедень.

      – Ты что, употребляешь прямо здесь?

      Она поглядела на меня возмущенно, потом попыталась обиженно надуть губы.

      – Ничего подобного.

      Я внимательно к ней присмотрелся. Она казалась искренней. Может, правда драка была не из-за наркотиков.

      – Я не хочу здесь оставаться, Микки, – сказала она своим нормальным голосом.

      – Вполне тебя понимаю. Я и сам не хочу здесь оставаться и скоро должен уйти.

      В тот же миг я пожалел о последних словах и о том, что напомнил ей о ее положении. Но она, похоже, даже не обратила на них внимания.

      – Ты бы пристроил меня в какую-нибудь досудебную программу, где я могла бы прийти в себя.

      Я подумал: любопытно, что подсевшие на наркотики одинаково именуют противоположные понятия. И «кайфануть», и «протрезветь» – все это у них «прийти в себя».

      – Проблема в том, Глория, что мы проходили программу реабилитации в прошлый раз, помнишь? И она совершенно явно не дала результата. Так что на этот раз уж я не знаю. Видишь ли, у них есть разные варианты таких программ, и судьи с прокурорами не любят направлять людей вторично в то же самое место, особенно когда те однажды не воспользовались предоставленной возможностью.

      – Что ты имеешь в виду? – запротестовала она. – Я воспользовалась предоставленной возможностью. Я отбыла эту проклятую программу от звонка до звонка.

      – Верно. Это хорошо. Но затем, после окончания, ты опять взялась за свое, и вот где ты сейчас. Ни прокурор, ни судья не назовут это успехом. Я должен быть с тобой честным, Глория. Вряд ли у меня получится пристроить тебя в какую-то реабилитационную программу на сей раз. Думаю, ты должна приготовиться к тому, что сейчас они поведут себя жестче.

      Ее глаза страдальчески закрылись.

      – Я не могу здесь оставаться, – сказала она слабым голосом.

      – Послушай, в тюрьме тоже есть всякие программы. Ты вылечишься и выйдешь на свободу, получив еще один шанс начать с чистого листа.

      Моя собеседница покачала головой; она выглядела опустошенной и сломленной.

      – Ты уже давно в этой профессии, – продолжал я. – На твоем месте я бы подумал завязать и куда-то отсюда податься. Из Лос-Анджелеса, я имею в виду. Уезжай и начни все сначала.

      Она гневно посмотрела на меня:

      – Начать сначала