Мир госпожи Малиновской. Тадеуш Доленга-Мостович

доказательства, довольно глубоко разбираясь в этом. Некогда он даже совершил несколько путешествий и собрал обширный материал для исследования французской, кельтской, рейнской, итальянской и польской готики, о котором он всегда мечтал. Как раз на примере разницы между ними он принялся развивать свою теорию, когда заметил чувственный взгляд, которым украдкой обменялись госпожа Богна и Малиновский. Это словно окатило его холодной водой. Он вспомнил директора Шуберта, как тот посмеивался над покойником Ежерским, который ночами читал молодой жене Гомера.

      Потому он неловко добавил еще пару фраз и замолчал.

      – Да, – откашлялся Малиновский, – ты чертовски сведущ во всех этих исторических вещах. Надо бы тебе написать какую-нибудь статью.

      Богна, должно быть, заметила, что замолчал он из-за нее, поскольку чуть зарумянилась и, желая, должно быть, доказать, что слушала внимательно, принялась развивать тему в подробностях и требовать схожих примеров из барокко. Однако Борович чувствовал себя шутом, а потому не пошел дальше пары общих заключений.

      – А мне кажется, – отозвался Малиновский, – что тут можно говорить не столько о линии или расцветах духа, сколько о практическом смысле. Решающим оказывается технический прогресс, который позволяет строить все более удобные и дешевые высотки. Целесообразность! Вот единственный критерий. Что духу до удобного и дешевого жилья? Все дело в экономии материалов, места и работы при обеспечении максимального комфорта. Если тут есть некая идея, то это идея теплого, гигиеничного, хорошо проветриваемого жилья.

      Он рассмеялся, а Борович сжал губы, чтобы не ответить ему обидным словом.

      Госпожа Богна возразила:

      – Ты все превращаешь в шутку, но принимаешь его сторону.

      Борович взглянул на часы и встал:

      – Уже одиннадцатый час, – сказал он. – Мне пора.

      Встали и они. Малиновский, целуя в благодарность руку Богны, обронил новую аксиому:

      – Когда разговор так приятен, совершенно забываешь о времени.

      – Не стану вас задерживать. Как вы себя чувствуете? – обратилась она к Боровичу.

      Он уверил ее, что совершенно нормально. Специально вышел первым в прихожую, чтобы оставить их одних, и удивился: Малиновский оказался настолько тактичен, что этим не воспользовался. Через миг оба уже оказались за дверью. В полоске света на минуту оставалась госпожа Богна и, когда они подошли к калитке, махнула им рукой.

      Ночь была теплой и пахла зеленью. С востока прилетали ласковые дуновения ветерка, в котором деревья чуть раскачивали ветвями. Листья шелковисто шелестели, блестя в свете редких фонарей своей лоснящейся поверхностью и отсвечивая белесым низом. Улицы были пусты. По обеим сторонам уже погасили огни или закрыли ставни, и песочного цвета домики с красными плиточными крышами выплывали из густой зелени умиротворенно и плавно. Искристое небо вставало над ними тишиной, ясностью и неизменностью.

      – Знаешь что? – сказал вдруг Малиновский. –