Сверхпослезавтра. Леонид Бабанский

Ясненько! Так и запишем! Стало быть, с того света?

      ФИЛИМОНОВ. Угу. С того самого.

      ПРОНИН (доброжелательно). Чего угучишь, как филин? Ты у меня сейчас соловьём запоёшь! Ну?! Где же это он у нас, так называемый «тот свет»? Адресочки, явочки, па-рольки – давай, давай!

      ФИЛИМОНОВ. Записывать замучишься.

      ПРОНИН (ласково). Хамишь. И где же это мы так воспитались, чтобы хамить? Ах, на том свете. (Приступает к Филимонову с паяльной лампой). А воспитались мы в тюрьмах, нас ласкали приклады. И в иной этой жизни счастья нам не видать! Ну! Попался ты мне, голубчик!

      СТОРОЖИХА (машет трёшницей). Ваня! Родимый! Не трогай ты его, не бери грех на душу! Отстань от него, ирод несчастный! Перед нечистой силой неудобно! О, Господи, спаси ты наши души грешные.

      Маскарад исчезает. В ресторане пьяная компания. Сторожиха докладывает ответственному дежурному по городу.

      СТОРОЖИХА. Потому я вас и вызывала, товарищ подполковник! Я знаю, люди они все очень приличные, только бы ресторан не сжечь! Водку льют, тут же курят. А у меня смена закончилась!

      ПРОНИН. Земляне! Братья по разуму! Добренькое вам утро!

      ФИЛИМОНОВ. А, Ваня. Ты иди, Ванюша, тебе ничего не будет. Здесь у нас всё тихо.

      ПРОНИН. Пётр Соломонович! Никак нет! Без вас не уйду. Чтобы всё в целости-сохранности. Уж будьте любезны!

      ФИЛИМОНОВ. Да? Который час? Впрочем, какая разница. Ладно, забирай! Только сначала выпей! Потом хрен с тобой. Сдаёмся.

      ПРОНИН. Очень хорошо. Мы да не договоримся. Мадам, можно вам помочь одеться? Это что – верхнее или нижнее?

      ВЕДЬМА. Да пошёл ты. Помощник хренов.

      ПРОНИН. Товарищи по разуму! Прошу следовать за мной! Сами понимаете – сейчас петухи заорут. Люди соберутся. Ну, то есть, народ. Рабочие, уборщицы. Нечисть, одним словом. Прошу! Уйти надо до третьих петухов. Этот наш уговор нарушать не полагается. Вперёд, к новым победам. Обратите внимание – очень скользкий пол. (Все тянутся к выходу).

      Первый раунд

      (рассказ)

      В тот сумеречный денёк, похоже, ничего особенного так и не случилось. Небо не падало на землю. Со стороны Финского залива не дул злой ветер навстречу Невы, и дождик шёл так себе – почти без снега. Я шагал на бокс перекопанным вдоль и поперёк проспектом, по каким-то временным деревянным тротуарам и мосткам, то и дело скользя по свежевынутому грунту. А в секции, которую я посещал уже почти целый год, сегодня, прямо сейчас, должны были состояться первые в моей жизни настоящие соревнования, и меня ждал подлинный бой на ринге, окружённом зрителями.

      Стоял синий вечер. В наваленных повсюду гигантских железобетонных трубах завывал ветер, толкал в спину и разворачивал боком мою спортивную сумку, в которой помимо прочего нехитрого имущества, содержались мои новые, приобретённые за 13 рублей 70 копеек на Литейном, 57, боксёрские перчатки. Они были черны и велики, как диванные подушки, и слишком мягки, как выяснилось в процессе их эксплуатации. Я скоро понял, что просчитался, однако в те времена других моделей в продаже всё равно не было. В секции же немедленно оценили достоинства моего инвентаря, вследствие чего я потерпел целый ряд чувствительных