На молитве. В тишине и в буре. Евгений Поселянин

воплотить эту сверкнувшую тогда, на Фаворе, ученикам Христовым мечту: «Добро нам зде быти!»

      Если бы можно было настолько воплотить в себязаветы Христовы, чтобы широкий мир обратился для нас в Фавор, чтобы все темное в нас исчезло в лучах благодати и мы засияли тем светом, который всякому видящему нас давал бы ощущение нашей близости к небу, и в этом сиянии благодати мы радостно ожидали бы призыва Христова.

      Любимая святыня

      Нет большей отрады для человека верующего – последней отрады, которую может дать земля,  – как умереть под сенью любимой святыни.

      Недавно в Петрограде произошел следующий случай, на котором не может не остановиться с внимательностью взор верующего.

      На Моховой улице, близ угла Пантелеймоновской, помещается известная всему городу часовня во имя Иоанна Богослова, принадлежащая Череменецкому монастырю. Среди частых посетителей часовни был казначей Главного казначейства М. А. Оранский, человек уже старый – ему недавно минуло семьдесят два года. Жил он поблизости, на углу Кирочной и Литейной, в казенной квартире, в здании казначейства. По праздникам набожный старик любил сходить в часовню, поставить свечу к образу.

      В сочельник Рождества Оранский, по своему обыкновению, зашел в часовню и стал молиться. Во время этой молитвы он почувствовал себя дурно и лишился сознания.

      Тотчас послали за врачом, но помощь оказалась бессильной, и старец вскоре умер. Когда думаешь о такой кончине, хочется самому умереть когда-нибудь именно таким образом.

      Человек наблюдательный мог заметить, что за церковными богослужениями люди особенно усердно крестятся, а некоторые и опускаются на колени при произнесении прошений ектении: «Прочее время живота нашего в мире и покаянии скончати у Господа просим… Христианские кончины живота нашего – безболезненны, непостыдны, мирны и доброго ответа на Страшном Судищи Христове просим».

      И вот над некоторыми людьми с какой-то поразительной точностью исполняются слова этого церковного прошения.

      Честный исполнительный труженик, проведший свой век при невидной кропотливой обязанности, всю жизнь теплил в себе огонек усердия к Богу. Это усердие искало себе внешнего выражения – вот в этих свечах – теплой жертве от небольшого его содержания. Проходили годы «в мире и в покаянии», и смерть этому труженику не казалась страшна под осенением веры.

      И пришла она, не пугая своим призраком, как это бывает при тяжкой болезни, и сбылись слова, которыми, конечно, молился старец о кончине «христианской, безболезненной, непостыдной, мирной…» В последний раз складываются пальцы руки во знамение креста, последний раз губы шепчут молитву, и нить жизни вдруг обрывается…

      Как мирно, как безболезненно, как тихо и как по-христиански!

      Часто думается: как отрадно пред концом, когда христианин ясно сознал, что уходит от жизни, что все счеты с миром покончены, не только не тоскует от этого сознания, но сияет радостью в предчувствии величайших тайн, какие откроются для его