Кошачий король Гаваны. Том Кроссхилл

бы говорил, герой!

      Я больше не дрожал. Спокойствие накрыло меня так же внезапно, как до этого страх.

      Снаружи нас встретила жара, куда более выраженная, чем в Нью-Йорке или Канкуне. Пара шагов, и я уже обливался потом. Затем мы вошли в прохладный коридор, и моя футболка прилипла к телу.

      Мы прошли к офицеру иммиграционной службы и присоединились к очереди, выстроившейся перед кабинкой, где и сидел этот представитель закона в голубой форме, облеченный властью.

      – Прямо как дома, – заметил я.

      Здешние кабинки очень походили на иммиграционный контроль в аэропорте Кеннеди, хоть и выглядели более старыми и обшарпанными. Трое вооруженных солдата у стены тоже никого не удивили бы в американском аэропорту. Если уж на то пошло, видеть постеры на стенах – красивые пляжи, площади в колониальном стиле, всю эту аутентичную Кубу – было приятнее, чем сухие извещения нашей Администрации транспортной безопасности.

      – Знаешь, сколько народа без причины заворачивают на границе США? – спросила Ана.

      Мы медленно подошли к кабинке. Наш офицер был усатым, тучным и склонным к размышлениям. Делал паузы между вопросами, долгие минуты пялился на экран компьютера и демонстрировал явное презрение к нынешнему сумасшедшему ритму жизни. Наконец настала наша очередь, и мы поздоровались.

      Офицер посмотрел на наши темно-синие паспорта на стойке, потом обратно на нас:

      – Вы говорите по-испански?

      Мы кивнули.

      – Вы американцы?

      Ана неловко поерзала.

      – Да, – сказал я.

      Офицер взял паспорта. Полистал мой. Полистал паспорт Аны. Рассмотрел наши туристические визы, которые нам поставили в Канкуне.

      – Цель визита?

      – Повидаться с родными, – ответил я.

      – Туризм. – Испанский Аны вдруг стал неуверенным, словно был для нее не родным. – Посмотреть Кубу.

      Офицер прищурился на нас, как Шерлок на расследовании:

      – Что за родственники?

      – Моя мать была кубинкой, – пояснил я. – Я хочу встретиться с ее семьей и увидеть ее страну. А это моя подруга.

      Офицер крякнул.

      – Где остановитесь? – спросил он. – Отель?

      – Каса партикулар. – Так здесь называлось платное проживание у местных.

      Хуанита наказала мне давать именно этот ответ, пока мы не доберемся до нее и не заполним бумаги, которые позволят нам жить у нее легально.

      – Вам еще нет восемнадцати.

      Мы протянули офицеру наши разрешения от родителей, переведенные на испанский и нотариально заверенные. Офицер взял их. Прочел. Повернулся к монитору, что-то набрал. Щелкнул, прокрутил. Набрал что-то еще.

      Ну же! Просто поставь уже штамп.

      Офицер повернулся к нам. Поджал губы. Прокашлялся.

      – Мы поддерживаем революцию, – вдруг выпалила Ана.

      Я опешил.

      Офицер опешил.

      Мы все опешили.

      – Что? – переспросил он.

      Ана замялась.

      – Революция… Мы ее поддерживаем…

      Офицер заговорил по рации:

      – Васкес,