Кошачий король Гаваны. Том Кроссхилл

ее рука твердо лежала на моем плече. Я расслабился и отдался ритму. Страх покинул меня, и я затанцевал.

      Ана придумала нам простой медленный номер. Про двух влюбленных, которые встретились, разошлись и снова встретились, не в силах противиться чувствам, хотя у них нет будущего.

      Мы кружили друг вокруг друга, осторожно сближались, расходились прочь, но снова сцеплялись тело к телу. Один ритм, одно целое, движущееся под размеренный ритм сальсы.

      Я пропустил пару шагов, забыл повести плечами для акцента, но музыка влекла меня дальше, как и ободряющее объятие Аны. Мне захотелось запеть вместе с Александром Абреу, однако я не стал – точно бы сбился, – но музыка все равно звучала во мне.

      Песня достигла кульминации. Мы исполнили сложную дорожку поворотов и перехлестов – Ана проходит под моей рукой, я под ее. Наши тела переплелись, словно мы пытались оторваться друг от друга, но не могли.

      Музыка стала затихать, и мы сдались. Я зацепил локтями локти Аны и привлек ее к себе. Так мы и покачивались из стороны в сторону под последние ноты песни.

      Я улыбался ей.

      Она улыбалась мне.

      Мы остановились, но внутри меня танец продолжался. И это казалось таким правильным – стоять на сцене с Аной и танцевать перед всей школой.

      Свет погас.

      Раздались аплодисменты. Хотел бы я назвать их овацией, но они были едва ли приличные, даже усталые. Впрочем, от этой публики я и такого не ожидал.

      Пока я витал в мыслях, Ана обняла меня в темноте. Прильнула своим теплым телом, прижалась лбом ко лбу. Ее дыхание обжигало мне губы.

      Я замер.

      Она отстранилась.

      Свет зажегся.

      Улыбка Аны пропала, словно ее никогда и не было.

      У меня снова мороз продрал по коже. Но Ана повернулась к зрителям, и я последовал ее примеру. Мы поклонились.

      Аплодисменты зазвучали громче. Кто-то засвистел. Кто-то – кажется, Флавия Мартинес – восторженно взвизгнул. Кто-то еще крикнул: «Отлично двигаешься, Рик!»

      Рик. Не парень-кот.

      Я невольно расправил плечи.

      Когда мы ушла в гримерку, Латук дал мне «пять»:

      – Отличная работа, парень.

      Остальные эхом подхватили его слова и поспешили на сцену.

      Я улыбался как идиот.

      Вытерев шею полотенцем, Ана заметила:

      – Могло быть и хуже.

      О… сладкий вкус победы.

      – Спасибо, что помогла. – Я стоял, обливаясь потом и понятия не имея, что сказать. – Особенно сегодня.

      – Какой-то момент мы действительно танцевали, – продолжила она, словно не слыша меня.

      – Хочешь, побродим где-нибудь? – предложил я. – Мне не нужно торчать здесь до самого конца.

      – Оставайся. Я иду домой.

      Я замялся, а потом выпалил:

      – Если хочешь выговориться, я здесь и тебя поддержу.

      – Я хочу увидеть, что моя мама держится, – ответила она. – А еще забраться в кровать и ни с кем не разговаривать. Хорошо?

      Я кивнул.

      На лице Аны что-то мелькнуло.

      – Спасибо, Рик. Я понимаю, ты пытаешься помочь. Я хотела бы… Я позвоню тебе, если