Генрика. Василий Добрынин

назад его голову, и без размаха, коротким ударом, всадил нож под ребра. Опрокинутый за борт, несчастный, полетел в океан.

      – Счастливо! – сказал во след Шарки.

      Рука Крэда легла на плечо другого пленника. Нож мелькал в руке Крэда. Летели тела в океан, вздымались фонтаны искрящейся красным, соленой воды.

      Команда ждала, когда Крэд закончит. Глядела на гору добычи. Там было на что посмотреть!

      Но главным сокровищем, жемчужиной вырванным из корабельной утробы, было не это. С лицом, побледневшим белее паруса или неба, смотрела в лицо ораве, женщина. Взгляды, как жаркие, жадные угли, плавили женское тело. Ужас и боль убиваемых мимолетны, а женщина обречена! Ей жить, умирая не сразу, в мерзком огне изощренной, низменной страсти безнравственных, падших людей.

      – А, это новенький, ты! – рассмеялся пират, задетый плечом Копли Бэнкса, – Дружище, ты не шути!

      Он глаз не мог отвести от пленницы:

      – Ведь хороша! До чего хороша, новичок! А-ах, не повезло нам, и тебе, новичок…

      – Почему?

      – Слишком красива, Шарки съест её сам, не поделится с нами…

      – Стой! – крикнул Шарки, и махнул рукой Крэду, – Так не годится, видишь?

      Крэд обернулся. Капли крови скользнули с ножа на палубу.

      – Он же худой, ты видишь?

      Запрокинутый навзничь, через перила фальшборта, юноша, в больших руках Крэда казался подростком.

      – Не годится, Крэд! – осуждающе покачал головой Шарки, – Какой прок с него там, – показал он вниз, – какой корм? Рыба над нами с тобой посмеется, Крэд!

      Шарки приблизился. Полным сочувствия взглядом вгляделся в лицо обреченного юноши.

      Надежда мелькнула там, загорелась…

      – Ух-хух! – отозвался Шарки и потряс головой.

      Снял с плеча юноши руку Крэда, тепло улыбнулся, положил на плечо юноши руку и, вглядевшись в худое лицо, сказал:

      – Видишь, волнуемся. Подкормить тебя, что ли? А там, – да уж бог с тобой, видно будет, – что там… Как думаешь? – глянул на Крэда. И, хмурясь, как человек, подыскавший спасительный шанс, спросил юношу:

      – А ты католик?

      Юноша закивал. Губы дрогнули в слабой улыбке. Он позволил шутить над собой. И, чтоб не упасть – подкосились ноги – сделал полшага, вперед.

      – Протестантом, видишь ли, Крэд, человек не стал. Не успел…

      – Не успел? – удивился Крэд, и перекинул кинжал с правой, в левую руку. Он был готов сунуть его за пояс.

      – Крэд, – задумался Шарки, – а нам нужны католики?

      – Это Вам, – сказал Крэд, – господин мой, знать… – пожал плечами, сплюнул и отвернулся.

      – Мы им не по нраву. И тем и другим. Мы ведь не люди – дьяволы, Крэд!

      Крэд вздохнул.

      – Ну, – предложил он, – не рыбу, а крабов кормить назначим!

      – Верно! – одобрил Шарки, метнул руку к поясу, выхватил нож, и так же, как Крэд, вогнал его снизу, под ребра жертвы. Крэд, не медля, смахнул тело за борт. Прочертив на излете небо, упала на поручень капля горячей слезы.

      – Счастливо! – услышав всплеск далеко внизу, спохватился Шарки