Дети на дороге. Иван Калашников

дрожащим голосом: «Я несколько не одета…»

      Это была цитата. Нужно было или доигрывать до конца, или переписывать всё заново. Лёшу изумил не вид обнажённого тела, а обилие родинок; это возбуждало сильнее наготы, и превращало Светлану в совсем уж ребёнка… и ещё носочки: серые, с синей полоской на щиколотке…

      Лёша выбросил белый флаг. Выбрал трусливую середину. В голове шумело и гудело, когда он, крадучись, приблизился к девочке и поцеловал в никому непослушные губы так, что родственники жены, узнай обо всём этом, тихо отправились бы в мир иной…

      «Здесь холодно», – сказал Лёша, таким образом, цитату закончив…

      Ближе к вечеру его отпустили. В кабинет к Соколову Лёша влетел со словами: «Мы так не договаривались!», но, к сожалению, вечерний следователь Соколов сильно отличался от утреннего следователя Соколова. Он даже не подарил на память заявление и проигнорировал вызванное этим Лёшино возмущение.

      Лена ждала его на лавочке, – хоть что-то соответствовало традициям.

      – Ленка, давай ты ко мне переедешь, – сказал Лёша, не выпуская её из объятий.

      – Что?

      – Или хоть сегодня – побудь сегодня со мной… если не занята…

      Оказалось, что не занята. Детства в середине двора не обнаружилось, зато в квартире вовсю звонил телефон. Лёша усиленно не замечал его позывных; когда Лена, наконец, сняла трубку, он вышел на лестничную площадку, оставив приоткрытой дверь, слушал, как она говорит: «Нет, света, сейчас его нет… А я здесь, да… Что-то передать..?»

      «Два дня», – подумал Лёша. Присаживаясь у стены. Он продвинул службу в конторе, не был в издательстве, не сдал статью. Удар в спину. Галя перешла к запрещенным приёмам…

      – Ты здесь весь вечер собираешься просидеть? – Лена вышла к нему на лестничную площадку.

      – Лен, а давай опять вместе жить, – сказал он. – Знаешь как: старый друг лучше новых двух, и всё такое… А Светка сама по себе и отстанет, повзрослеет – вон, видишь, она твой голос в телефоне услыхала…

      – …и будет весь вечер огрызаться на родителей, а потом проплачет всю ночь в подушку, – завершила Лена.

      – Ты же сама говорила, что у неё это пройдёт.

      – А ты меня послушался…

      – В конце концов, послушался, – сказал он. – Лучше поздно. Чем никогда… А..?

      … стрелу назад,

      на циферблате лет я передвину…

      После сцены в доме Светка обиделась. Лёша думал, она от стыда на глаза ему не показывается. А она обиделась. Не звонила. Не просила новых порций сказок и повестей. Помириться с ней было пустяковым делом: в круглый бокал он напустил сигаретного дыма поверх красного вина, а она в изумлении наблюдала, как дым неохотно покидает бокал – и всё это напоминало поверхность далёкой планеты.

      Через некоторое время – пусть будет через два дня – Лена, посмеиваясь, рассказала мужу, как Света заставила своего отца повторить то же самое у них дома, на кухне – так смешно было…

      И правда смешно. Леша так смеялся, что перемешал страницы машинописного текста и долго потом не мог собрать их в нужной последовательности.

      Итак,