Фатум. Том третий. Форт Росс. Андрей Леонардович Воронов-Оренбургский

Я ни о чем не жалею, любимый. Что бы ни случилось, эти ночи всегда останутся с нами, правда? Пусть даже если нам Господом будет уготовано расплачиваться за них всю оставшуюся жизнь.– Она вдруг, стремительно увернувшись от его губ, уперлась кулаками в широкую рельефную грудь, нависшую над нею.– Почему ты молчишь? – глаза ее сверкнули тревогой, словно в последний момент ей в голову снизошло что-то очень важное, пугающее.

      – Я не пойму тебя,– он приподнял брови.– Что за вопросы? Ты так говоришь, точно должно случиться что-то плохое!

      – Не знаю.– Старое, так хорошо знакомое дурное предчувствие вдруг сквозняком продуло ее.

      Аманда силилась его прогнать, как бьющуюся в окно дома в ненастье черную птицу или летучую мышь, но не могла.

      – Да что с тобою? – его сильные мужские объятия встряхнули ее. Голос с хрипотцой прошептал ее имя…

      Аманда точно очнулась.

      – Господи, душа моя, твое лицо сейчас напоминает мне какую-то болезнь. Тебя что-то томит? Откройся…

      Глядя на розовеющий окоем неба, она будто во сне сказала:

      –Боюсь за нас… Тебя одни, меня другие… и так уже выставили глупцами…

      – Пусть так! Но шутами мы не будем! Джессика…

      Вместо того чтобы оттолкнуть капитана, ее руки против воли обвились вокруг его шеи; она прижалась к крепкому, мускулистому телу Андрея, страстно отвечая на его ласки.

      – Просто знай,– горячо и влажно прошептали ее губы,– если когда-то для нас будет уготована боль разочарований, ты не казнись, видя мои мученья… Я сама сделала свой выбор. Я сама подарила тебе себя.

      – Да что ты говоришь?! – его пальцы сдавили ее белые плечи. Глаза опасно сверкнули: в них были отчаянье, тревога, непонимание.

      – Успокойся,– голос ее дрожал мягче.– И церковь вещает нам, что мы должны страдать за наши грехи… Хоть в этом мире, хоть в ином.

      – Но разве истина грех? – Андрей с грустью усмехнулся.– Правда есть правда. Грех, когда лицемерие и расчет пытаются как на рынке продавать чувства ради престижа и власти. В нашей любви нет позора. Грязь в тех постелях, куда дальний умысел насильно загоняет чужих, не любимых друг другом людей… И довольно об этом,—требовательный, властный голос Преображенского с нажимом прозвучал у самого уха любимой.

      В следующий момент он с силой прижал ее к себе. Голова Аманды запрокинулась, а капитан, движимый внутренним порывом, склонился и горячо приник к ее полураскрытым губам.

      И вновь мир перестал существовать для них. В висках стучало, плоть настойчиво требовала любовных ласк… Блаженная теплота разливалась по всему телу Джессики, горячей истомой отдаваясь где-то в низу живота, а его крепкие руки ласкали ее грудь.

      – Джесси…

      – Andre… – полный неги стон слетел с ее трепещущих губ, она выгнула гибкую спину, желая крепче слиться с любимым.

      Теперь слышалось лишь их жаркое, учащенное дыхание. Аманда отвечала ему страстью, равной его собственной. Незримый огонь пожирал их изнутри, и, казалось, им никогда