Вишни на березе. Игорь Анатольевич Артеменко

в нем ничего живого, она, похоже, только утвердилась в своем убеждении.

      – Спасибо. Главное, чтоб не завял, а то, знаете ли, с нашей работой… – пессимистично заметил мужчина, бережно взяв цветок из ее рук, и поставил на подоконник.

      – Итак, – серьезно сказал адвокат, удобно устроившись в кресле, – завтра допрос. Важно, чтобы ты говорила четко, ясно, и прежде всего, понимала, о чем речь.

      Она покорно кивнула.

      – Тебе нужно подробно описать каждое действие этого… (Семен пытался подобрать нужное слово), берложника, которого ты ненароком разбудила после спячки… с того самого момента, когда он потащил тебя в свое логовище. Дело в том, что его действия – уже насилие, поэтому важно, чтобы все происходящее было последовательно записано в протокол.

      Девица молчала, слушая с искренним интересом.

      – Теперь постарайся вспомнить во всех подробностях, что же произошло, когда ты оказалась на улице.

      Пытаясь воспроизвести в памяти события той ужасной ночи, она так и не смогла избавиться от преследовавших ее эмоций: ее лицо то бледнело, то покрывалось пятнами.

      – Дальше, – продолжил адвокат, глядя на цветок как на нечто несуразное, во всяком случае, никак не соответствующее абсурдности окружающей действительности, – речь пойдет о твоих ответных действиях.

      – Но я, блин, ничего не помню, – возмутилась она, нахмурив лоб.

      – Придется вспомнить, – он наклонился в ее сторону, пристально посмотрев в глаза. – Ножевые ранения локализуются с правой стороны: это шея, несколько ударов в плечо, в правое подреберье, печень. Несколько ударов сзади, очевидно сверху вниз, но уже слева. Нужно выяснить, как вы стояли по отношению друг к другу; как он тебя держал, в какой позе находилась, когда и в какой момент ударила ножом.

      – Но я нифига не помню, – повторила она испуганно.

      – Давай разбираться, – Реутов достал протокол осмотра трупа, сунув ей карандаш – импровизируемый нож, – подошел к ней.

      – Сейчас я возьму тебя так, как он, смотри, осторожнее с карандашом, – по выражению ее лица было ясно, что последняя шутка не удалась, хотя она стала относиться ко всей этой заварухе с некоторой долей иронии – видимо, ей это непроизвольно передалось от адвоката.

      Он «обнял» ее, но выпрямившись, она переложила карандаш в правую руку чуть выше:

      – Вот так, – показывая, как держал нападавший.

      – Вот видишь, уже кое-что вспоминается, давай подойдем к столу, покажи, как взяла нож.

      В этот момент девушка растерянно повернулась вправо.

      – Стоп, теперь внимательно вспоминай в последовательности, и попробуй описать все словами.

      Это чудовище зажало мне рот… – ее зрачки расширились, затряслись губы, – вспоминая весь ужас той ночи, она говорила уже более четко и связно, и стало ясно, что насильник, подавляя сопротивление, был готов на крайность: удар кулаком правой руки по затылку (о котором прежде умалчивалось из-за потери памяти) отчетливо подтверждал эти намерения. Она, как только можно, отбивалась от насильника: смертельные