Истина. Владимир Владимирович Чихнов

ничего рассказывать, но, как говорится, прорвало, все рассказал: и как строил убежище, и как жена испугалась, заболела… Выговорился. Он еще хотел рассказать про заводную собаку, но не стал. Да и была ли собака? Может, показалось.

      – Вот так насидятся дома, натерпятся страха, потом приходят к нам, – говорил Хлебников. – Все квартиры проверить мы не в состоянии, самим понимаете. Таких убежищ, как наше, в поселке три. Всем места хватит. Все прибывающие к нам проходят санообработку. У нас еще ничего, а вот в городе – высокая концентрация. Со всеми вопросами, Андрей Андреевич, личного и организационного характера прошу ко мне. Я думаю, самое большое мы здесь дня два-три пробудем.

      – С женой я могу видеться? – Андрей Андреевич хотел спросить, как прошел в кабинет, потом забыл, вспомнил.

      – Конечно. Идите отдыхайте. Устраивайтесь. Казаков Илья Петрович, завхоз, покажет вам комнату. Вам надо будет встать на продовольствие.

      – Хорошо, – Андрей Андреевич заглянул в веселые глаза Хлебникова, запомнил и вышел.

      3

      Комната была небольшая, подсобное помещение, но никак не класс. 4 кровати. По словам Казакова, в других комнатах, классах, кровати в два яруса. Андрей Андреевич спал у двери. Хорошие места были заняты. У окна была кровать Волосова Михаила Дмитриевича. В годах мужчина. Маленькие хитрые глазки… Андрей Андреевич не доверял Дмитриевичу, сторонился. Борисов, 35 лет. «Молодой человек», – звали его все в комнате. От воинской службы он был освобожден из-за плохого зрения. Высокий, худой, он узником концлагеря ходил на завтрак, обед, ужин. Он почти не вступал в разговоры, все больше лежал на кровати вверх лицом и слушал, никому не мешал. Галкин Виктор Петрович, пенсионер, кузнец. Общительный, открытый человек.

      – В поселке у нас пять человек облучились. Попали в радиоактивное облако, – рассказывал богатырь Галкин, косая сажень в плечах, сидя на кровати, раскачиваясь всем телом из стороны в сторону. – Говорят, за питание с нас будут удерживать.

      – Тогда , Петрович , у тебя пенсии не хватит.

      – Не бойтесь, Михаил Дмитриевич, у меня пенсия большая. Я до сих пор бы работал в кузнице, если бы не болела правая рука. Сломал я ее два года назад. Упал. Она до сих пор у меня болит. Андрей Андреевич, позавчера к нам приезжали из области врачи. – Все так же сидел Галкин на кровати, раскачиваясь, – брали кровь. Человек тридцать сдали.

      – А сколько всего в убежище человек?

      – Человек триста, – ответил за Галкина Волосов.

      Андрей Андреевич, как все к комнате, сидел на кровати, хотя рядом стояла табуретка. Шестой десяток пошел, а Андрей Андреевич так и не научился общению, держался все в стороне, дичился: из-за этой самой своей нелюдимости и с карьерой не получилось.

      В семь часов был ужин. Жареная рыба с капустой, а так – все консервы.

      – Жареная рыба… К перемене, – заметил кто-то в столовой. – Значит, скоро по домам.

      – Жди. Еще один теракт – и будет у нас