Нефертити. Мишель Моран

исподтишка покосилась на Нефертити, но та позволила ему продолжить.

      – Сегодня фараон Египта не может принять без жрецов Амона ни одного решения. Фараон не может отправиться на войну, возвести храм или построить дворец без согласия на то верховного жреца.

      – Ты имеешь в виду – без денег верховного жреца, – поправила мужа Нефертити.

      – Да. Но вскоре все изменится. – Выпрямившись во весь рост, он посмотрел вдаль. – Моя мать полагает, что со временем мое преклонение перед Атоном пройдет. Но она ошибается; наступит такое время, когда даже мой отец поймет, что именно Атон – тот самый бог, который приведет Египет к славе.

      Я подошла ближе к тете, критическим взором наблюдавшей за своей новой невесткой, и остановилась рядом с ней. Величавая женщина, она поманила меня к себе пальцем и улыбнулась мне.

      – Ты – храбрая девочка, раз осмелилась заговорить с военачальником Нахтмином в присутствии моего сына, – сказала она, после чего похлопала по сиденью соседнего стула, и я послушно присела.

      – Разве они – враги? – поинтересовалась я.

      – Мой сын недолюбливает армию, а Нахтмин живет и дышит ею еще с тех пор, когда был мальчишкой.

      Мне хотелось подробнее расспросить тетю о военачальнике Нахтмине, но ее интересовало нечто совсем другое, то, что имело касательство к Нефертити.

      – А скажи-ка мне, Мутноджмет, – с деланой небрежностью осведомилась она, – что это мой сын столь бурно обсуждает с твоей сестрой?

      Я поняла, что должна очень осторожно подобрать слова. – Они говорят о будущем, ваше величество, и обо всех тех планах, кои желает осуществить Аменхотеп.

      – Интересно, а эти планы не включают, случайно, возведение храмов в честь Атона?

      Я опустила голову, и Тия проронила:

      – Так я и думала.

      Она развернулась к ближайшему слуге:

      – Разыщи визиря Эйе и приведи его ко мне.

      Я осталась сидеть, и когда появился мой отец, ему принесли другой стул с кожаными подлокотниками. Мы втроем наблюдали за Нефертити: она сидела на носу барки и о чем-то оживленно беседовала со своим супругом. Глядя на них, было невозможно представить себе, что еще сегодня утром они едва были знакомы друг с другом.

      – Он говорит об Атоне, – с жаром воскликнула тетя. – Возвращаясь из храма Амона, он все еще несет всякий вздор о том, что его дед однажды приказал вырезать в изголовье кровати и на щите!

      Я еще никогда не видела, чтобы тетя пребывала в такой ярости.

      – Он погубит страну, Эйе. А ведь мой муж не будет жить вечно! Твоя дочь должна подчинить его себе, прежде чем он станет фараоном и Верхнего Египта.

      Отец перевел взгляд на меня:

      – О чем говорила Нефертити?

      – Она слушает его, – ответила я.

      – И все?

      Прикусив язык, я кивнула, чтобы мне не пришлось лгать.

      – Дай ей время, – Эйе обернулся к сестре. – В конце концов, не прошло еще и дня.

      – За один день Птах^* создал мир, – отозвалась царица, и мы все поняли, что она имеет в виду. За один день ее сын