Нефертити. Мишель Моран

на кресле и призналась:

      – Я не умею танцевать.

      Он недоверчиво приподнял брови.

      – Но твоя сестра чувствует себя здесь как рыба в воде, – заметил он, и мы оба посмотрели на Нефертити, которая танцевала столь беззаботно, словно мы всю жизнь провели при дворе. Панахеси перевел взгляд с нее на меня и улыбнулся: – Похоже, вы – всего лишь сводные сестры.

      Я понадеялась, что румяна Ипу скрыли охватившее меня чувство унижения, и быстренько прикусила язык, чтобы не брякнуть что-нибудь резкое в ответ.

      – А теперь скажи мне, – продолжал Панахеси, – имея в царском гареме сестру, за кого выйдешь замуж ты сама?

      Я почувствовала, как во мне поднимается раздражение.

      – Мне всего тринадцать лет.

      – Разумеется, ты совсем еще маленькая.

      Его взгляд скользнул по моей груди. Внезапно рядом оказалась Нефертити. Музыка закончилась.

      – Да, но расцветающая женщина всяко лучше увядающего старика. – Она многозначительно взглянула на схенти Панахеси. Тут появился наш отец и занял свое место за столом.

      Панахеси оттолкнул свое кресло и встал.

      – Ваши дети – само очарование, – резко бросил он. – Уверен, что принц полюбит их всей душой.

      Он так быстро направился прочь, что его белая накидка вздулась пузырем, и отец строго спросил:

      – Что тут у вас произошло?

      – Визирь… – начала было я, но Нефертити оборвала меня:

      – Ничего.

      Отец окинул Нефертити долгим взглядом.

      – Ничего, – повторила она.

      – Я предупреждал вас, чтобы вы были осторожны. Аменхотеп прислушивается к мнению Панахеси.

      Нефертити воинственно вскинула подбородок, и я поняла, что ей хочется ответить: «Все изменится, когда я стану царицей». Но сестра предпочла промолчать. Но затем, окинув зал взглядом, она вдруг разволновалась.

      – А где же принц?

      – Пока ты пыталась очаровать визиря, он ушел.

      Нефертити поникла:

      – И я не познакомлюсь с ним сегодня вечером?

      – Разве что он вернется, – ответил отец, и еще никогда его голос не казался мне таким глубоким и суровым. Мы были не в Ахмиме, а при дворе египетского царя, где ошибки не прощались никому.

      – Быть может, он еще вернется, – неуверенно предположила я, но и отец, и Нефертити пропустили мои слова мимо ушей.

      Воздух в зале пропитался мускусным ароматом вина. Кия по-прежнему пребывала в окружении женщин, своих придворных дам, кои предпочли выглядеть, как и говорила нам Ипу, в соответствии с продиктованной ею модой: облегающие платья-калазирисы^*, длинные волосы и выкрашенные хной ступни. Они суетились вокруг Кии, подобно мотылькам, ведь ее пока еще небольшой округлившийся животик свидетельствовал, что именно ей, а не моей сестре, принадлежало будущее Египта.

      – Здесь слишком душно, – заявила Нефертити и взяла меня за руку. – Пойдем со мной.

      Отец резко предостерег нас:

      – Не уходите