Синее слово. Екатерина Беляева-Чернышёва

забыты, то не достучаться.

      Молчи, в кулаке зажимая потери,

      сейчас подходящее время прощаться.

      Сейчас, когда солнце пошло на прибыток

      и птицы трещат о весне предстоящей,

      весьма подходящее время для пыток,

      для судорог памяти, грусти щемящей.

      Мы слишком надолго исчезли из вида

      (пусть сняты засовы, но не постучится),

      молчанье больней, чем любая обида.

      Я тоже хочу забывать научиться!

      Я тоже хочу растворяться неслышно,

      пусть двери мои бутафорские стынут,

      пусть летние тучи вздымаются пышно,

      сбиваются в стаи и ливнями хлынут.

      Пусть грома раскат напугает до дрожи,

      так дрогнут на брус налетевшие дроги.

      Но как ты был дорог мне! Пусто. О боже,

      как пусто теперь без тебя на пороге!

      «Звёздочка-фонарик серебрится…»

      Звёздочка-фонарик серебрится,

      мне она мигает неспроста;

      сказка прямо под ноги ложится

      по старинным правилам квеста.

      Много ли я знаю? Да немного.

      Но уже осмелилась начать.

      Может быть, мне возвратят Дорогу,

      если сил достанет промолчать.

      Здесь любая малость вероятна,

      ерунда малейшая важна;

      cлишком просто не прийти обратно,

      если я пойду туда одна.

      Старый друг со мною рядом снова,

      мы разделим эту часть пути

      (молча – нерифмованное слово

      может погубить или спасти).

      Правила просты: не теплить свечи,

      не писать, имён не называть.

      Даже, может статься, будет встреча,

      если я сумею просто ждать.

      Вспоминаю терпкий вкус напитка,

      примечаю вешки на пути.

      У меня всего одна попытка,

      не имею права не дойти.

      «То время тяжело далось…»

      То время тяжело далось,

      что ни беда – всё было мало,

      и день пронизывал насквозь,

      а ночь почти что добивала.

      одна держала на плаву

      любовь – неведомая сила.

      А я любила жизнь свою,

      твою – тем более любила.

      Но было всё, и всё – зима,

      и снег, и незакрытый ставень…

      И жизнь – отмерена сполна,

      и каждый час был жизни равен.

      А мир, как будто незнаком,

      сиял нездешней новизною…

      Наш город синим февралём

      плыл над спешащею толпою.

      ВОЛНА

      Дыханьем осени, замёрзшей на лету,

      глазами статуи, увидевшей звезду,

      ломая льды, сметая имена, —

      идёт волна.

      Сквозь горечь, в горле ставшую колом,

      навстречу, напрямую, напролом,

      слов не найдя (они и ни к чему) —

      лови волну.

      Миг – и следы исчезнут на песке —

      но время остановится в прыжке

      кристаллами, где «рядом» и «давно»

      слились в одно.

      Я