Возвращение из Трапезунда. Кир Булычев

и Корнилов, лучше понимавшие ситуацию в стране, были настроены мрачно. Яростный Корнилов еще надеялся одолеть ситуацию с помощью нагайки. Он рассчитывал организовать отборные части, чтобы разогнать агитаторов.

      После этой встречи правительство Милюкова подало в отставку, Гучков отдал пост военного министра социалисту Керенскому, в правительство вошли и другие социалисты. Корнилов и его сторонники в армии стали готовить мятеж, полагая, что путь, по которому идет Россия, смертельно опасен. Колчак же стал собираться в Севастополь. Он понял, что планы победы в войне провалены его же собственными начальниками. С этого момента он как бы потерял внутренний стержень – сочетание надежды и гордыни. Коле Беккеру он сказал:

      – Я не верю больше в возможность удержать в руках флот. Он неминуемо разложится. Тогда тысячи матросов – канониров, сигнальщиков, кочегаров, электриков – совокупность морских специалистов, в единении с дредноутом или эсминцем представляющих грандиозную силу XX века, – превратятся за считаные дни в стадо анархистов, в неуправляемую массу избалованных волей бесплатно жрать, бесплатно одеваться, насиловать и грабить преступников. Они разбегутся по всей России, но не для того, чтобы найти себе место в поле или у станка, – они годами, не имея и не желая иного занятия, будут вмешиваться в судьбы сражений, они будут шумны, жестоки и грозны по отношению к слабому, но трусливы и ненадежны при столкновении с сильным. Они будут дурны как организованные воинские силы, но в то же время они станут преторианцами революции, так как не будет им равных в дворцовых переворотах грядущей гражданской войны, в восстаниях и мятежах, в грабежах и набегах.

      Коля Беккер сопровождал адмирала в Петроград и присутствовал при некоторых переговорах как его адъютант. Слабость, которую питал Александр Васильевич к Коле, несмотря на предостережение начальника контрразведки полковника Баренца, основывалась не только на уме и умении вести себя в сложных обстоятельствах, что Коля уже доказал своему патрону в первые дни революции, но и на убеждении адмирала, что настоящих помощников можно отыскать лишь самому, случайно, – в ином случае ты обречен на то, чтобы благоволить к ставленнику какой-нибудь клики и никогда не доверять ему до конца. В своем штабе Колчак более всего доверял молодым адъютантам – Берестову и Свиридову.

      – Я не Бонапарт, – откровенничал Колчак, сидя в купе пульмановского вагона, что не спеша вез их с Колей на юг по зеленеющим украинским увалам, кое-где подсвеченным свежей белизной хаток и указательными знаками тополей, – Бонапарт сам стремился вырвать власть. Я равнодушен к власти, но остаюсь человеком долга. Я жду, когда меня призовет история. Это мой недостаток. Я могу упустить шанс.

      – Я полагаю, что вы самый деятельный человек, которого мне приходилось встречать, – сказал Коля.

      – Ты встречал еще слишком мало выдающихся людей. И если Господь сбережет тебя во время той страшной войны, что надвигается на