Возвращение из Трапезунда. Кир Булычев

спрятать дома, как все офицеры.

      – Как же так! Как же так! – закудахтала Раиса. – Чего же ты не сказал, что это мой подарок?

      Раиса была так расстроена крайностями революции, что плакала весь вечер. И тогда Коля понял, что пора подумывать о другой квартире, хоть он и привязался к Раисе Федотовне и ее мальчишке.

      Но на следующий день Колчак вызвал к себе Колю и принял его с глазу на глаз.

      – Слушайте меня внимательно, – сказал он. – Я уезжаю. Когда вернусь, не знаю, но точно вернусь. И надеюсь, что мое возвращение сыграет некоторую роль в истории нашей Отчизны. Я не могу пригласить вас с собой в Америку, но обращаюсь к вам с просьбой остаться здесь в штабе моими глазами и ушами. Вопрос стоит не только в вашей преданности, но и в том, что вы умный человек, вы увидите то, что пройдет мимо внимания Баренца или Свиридова…

      «Так, – отметил про себя Коля, – теперь мы знаем, кого он оставляет здесь помимо меня».

      – Я оставляю вам адрес, по которому можно будет сообщать мне, что вы сочтете нужным. Когда вы мне понадобитесь, я вам сообщу об этом через доверенного человека, который скажет вам, что пришла посылка от тети из Одессы, надо ехать получить ее. Пока что прошу вас об одном: берегите себя, не ввязывайтесь в авантюры, постарайтесь быть угодным правительству – будьте мудрым и осторожным, как змий. Обязательно зайдите к полковнику Баренцу и получите от него пакет. Прощайте, мой молодой друг.

      Они обнялись. От адмирала пахло хорошими мужскими духами и помадой для волос.

      Затем Коля прошел к начальнику контрразведки полковнику Баренцу, которого он недолюбливал, зная, что именно полковнику Колчак давал указание проверить его прошлое.

      Баренц передал Коле небольшой пакет.

      Дома Коля обнаружил, что в нем – три тысячи рублей пятирублевками. На расходы из особого адмиральского фонда.

      Колчак уехал из Севастополя на следующий день. Коля провожал его на станции. Было много народу, хоть адмирал того не хотел. Пришли даже делегации матросов от кораблей; самая большая – от «Свободной России».

      Из Петрограда, почти не задерживаясь, Колчак отплыл в Америку, где пробыл больше года.

* * *

      – Андрюша, – сказал Ахмет доверительно, – ты своей археологией-мархеологией, пожалуйста, подальше от моего отряда занимайся. Мои аскеры тебя не поймут. Для них ты или осквернитель могил, или искатель клада. Первого они зарежут как мерзавца, второго – чтобы завладеть его богатствами. Не знаю, какой вид смерти тебе приятнее.

      – Ты же знаешь, что я ничего не нашел и даже не ищу, – мне просто нравится копаться в земле.

      – Это меня очень беспокоит, Андрюша. Нормальный человек в земле не копается. Значит, ты ненормальный.

      Андрей послушался Ахмета и перенес свои археологические раскопки подальше от лагеря, куда аскеры не заходили, – на безводный пустырь за Ласточкиным гнездом. Там над морем он в своих прогулках нашел фундамент небольшого строения и остатки стен из тщательно подогнанных плит, скрытых колючим кустарником, который надежно прятал Андрея от случайного взгляда со стороны дороги.

      Копать