Нефертити – красота грядёт. Алина Реник

продолжил:

      – Молва о заговоре ходила давно, но это были только слухи, а свидетельств никаких. Поначалу мне и самому не верилось. Неужели, имея всё, жрецы могут ещё чего-то желать? В стране нет ни одного столь же богатого храма, как храмы Амона. Но когда уже поползли слухи о том, что Хама-ната[46] заполняют амбары хлебом, скупают пиво и вино, загоняют скот на свой скотный двор, я поверил, что слухи слухами, а запасы пива и хлеба – это не к добру. Что-то замышляют храмовые крысы!

      Он вновь тяжело вздохнул…

      – А тут… на рыночной площади был замечен мальчишка – служка из храма Амона. Он хвастал перед зеваками кусочками слюды, объясняя, мол, это самый верный способ увидеть, как погаснет солнце. Люди подняли его на смех, а он не унимался, доказывал свою правоту, и в сердцах выпалил то, что слышал от взрослых в храме. Он всё кричал: «Когда луна закроет солнце, жрецы заменят достойным фараоном слабого и ничтожного Аменхотепа». Народ ещё больше развеселился, а мальчуган, вдруг опомнившись, рванул с площади, только пятки засверкали. К счастью, поблизости был царский человек, он-то и проследил за столь болтливым служкой, а уж остальное не составляло труда… И вот я падаю ниц к твоим ногам, Великий сын Гора, с вестью… от которой у меня стынет кровь! Да будет путь твой светел… – начал было Мери-Пта как всегда хвалебные речи, но фараон остановил его – не время петь впустую.

      Нефертити же, прищурив глаза, внимательно слушала чати. От неё не укрылось ничего. «Так значит, божьи слуги разыграют очередную мистерию. Всё подготовили: и участников созвали, и место, и время определили, а главное – роли всем раздали, и кто за кем выступает – распределили. Аменхотепу, как неугодному, выделили самую незавидную роль – он уходит под улюлюканье толпы, а может, и того хуже – она его растерзает! Всё продумали, обо всём позаботились, вот только мне не отвели роли! И если походу, придуманного ими действия, я бы появилась, то только в качестве посаженной на кол или избитой палками, умирающей в грязи».

      Нет! Такая роль её не устраивала, да и сама задумка как-то не очень нравилась. Женщина – она на то и женщина, чтобы всё, что мужчина задумал, она одним жестом развеет, как зёрна от плевел.

      – Как всё продумали! – искренне восхитилась жрецами Нефертити. – Если мы не в силах ничего изменить, то предоставим им самим вершить свою судьбу! Не будем препятствовать им, и вообще, пусть всё идёт своим чередом. И это будет для нас хорошо…

      – О чём ты говоришь, цветок, услаждающий мой взор? Через три дня оголтелая чернь разметёт дворец, камня на камне не оставит! А ты… – фараон отмахнулся от неё, он не понимал жены, и его это злило. – Нам надо подтягивать войска, собирать верных нам людей…

      Он нервно перебирал золотой воротник на своей впалой груди.

      – Не спеши созывать войска, – сказала Нефертити и нежно придержала его руку, – войска в трудную минуту отвернутся от тебя, как это бывало не раз. Солдаты – это те же крестьяне, для них Амон – главный защитник, и что прикажут его жрецы, то они и исполнят. Единственная сейчас

46

Слуги бога.