Нефертити – красота грядёт. Алина Реник

всё же лучше. Она словно видела человека насквозь и видела, что с ним произойдёт через миг или через много-много лет. Посмотрит на человека и скажет, что ему предстоит, как в воде видит. Одно плохо – что ни увидит в той воде, то и скажет. А кому приятно услышать нерадостное, хоть и правдивое предсказание? Вот и получалось – кто щедро заплатит, а кто и камнем запустит, тут только успей убежать.

      Как старик ни упрашивал дочку не говорить всю правду, ну хотя бы приукрашивать немного, та всё равно поступала по-своему.

      «Вот и сейчас вещает всё как есть! Девчонка в обморок упала и теперь вон дрожит, как камыш на ветру, боится! Но как горда и как красива, – думал старик, не отрывая взгляда от Нефертити. – Как красива!»

      – Ты, не слушай её. – Он покосился на дочь. – Самое лучшее, что ты можешь сделать, это нарожать как можно больше детишек. У такой красавицы, как ты, должно быть много очаровательных малышей. И не расстраивайся, если это будут девочки, ведь не власть же им наследовать… А так получишь ещё немного золото за дочек, как подрастут… – Он осёкся… Что-то промелькнуло в глазах красавицы, как будто страх или, нет, гром и молнии забушевали в её потемневшем взоре.

      Дочка с силой ткнула его локтем в бок.

      – Да я так, только сказать хотел… Я ничего… – зашамкал беззубым ртом старик, понимая, что сказал лишнего.

      А Нефертити после его слов будто душой ушла в себя, как черепаха втянула голову в прочный роговой домик, прячась от опасности, и замерла. «О, если бы он знал, этот старик, как близок он к истине: мои дочки – наследные принцессы! Можно иметь много детей, но только сын принесёт мне уверенность в завтрашнем дне», – думала она, глядя на коротенькую тень, которую отбрасывала её фигура.[39].

      Фивы. Три дня спустя, после праздника в городе и гадания Нефертити

      Нефертити стремительно вошла в тронный зал, Аменхотеп сидел, склонив голову, руками закрывая уши.[40] Плечи его подёргивались. Фараон плакал. Она присела, нежно обняла мужа, прижала к себе, и как мать большого ребёнка, стала гладить его голову.

      – Свет моих глаз! Сердце моё, у нас ещё будут дети…

      – Как ты… как ты можешь так говорить? Ведь никто не сможет заменить… – проговорил он, всхлипывая, осёкся, и, заглянув в глаза жены, прищурившись, спросил, – Неужели ты не любила малышку?

      – Владыка моего сердца, я любила нашу девочку так, что отдала бы всё, чтобы вернуть её, но я знаю, никого не вернуть с Западного берега, а нам надо продолжать жить… и давать жизнь другим.

      – О чём ты, Ласкающая мой слух, говоришь?

      – О том, что ты снова станешь отцом, не успеет Сопдет ещё раз взойти над тобой.[41]

      – О, Лучезарная! – Аменхотеп так стремительно выпрямился, подхватил её на руки, закружил, что она от неожиданности взвизгнула и засмеялась. Горе сменилось пусть небольшой, но радостью.

      Такова душа человека: она не может долго страдать и за любое проявление жизни хватается с неукротимой силой.

      Когда

39

Власть наследовалась по женской линии. Наследная принцесса должна была выйти замуж за родного брата – сына от первой жены фараона. Если такого не оказывалось, то она брала в мужья своего сводного брата из гарема, передавая всю полноту власти ему.

40

В отчаянии египтяне хватались за уши.

41

По количеству восходов звезды Сопдет египтяне определяли возраст человека.