Нефертити – красота грядёт. Алина Реник

все: кто нервно поправлял парик, кто хрустел костяшками пальцев, но больше всех беспокойство проявлял молодой мастер, стоявший в тени одной из колонн. На его лице, как с листа папируса, читались все переживания – он то краснел, то бледнел, то покрывался испариной. Он топтался на месте, переминаясь с ноги на ногу, нервно постукивал рукой по колонне, постоянно поправлял пояс и браслеты на предплечьях, хотя всё было безупречно.

      Сам того не ведая, он выделялся из толпы мастеров. Очарование юности и физическая сила – сила молодого льва – давно привлекли к нему внимание служанок, снующих по двору. Но молодой мастер не замечал взглядов красавиц, не замечал и улыбок, которыми те одаривали его.

      Старый мастер, сидевший рядом, долго наблюдал за ним, и, видя, что молодой мастер ни жив ни мёртв, расценил его состояние по-своему. Он, кряхтя, поднялся, подошёл к юноше и, положив заскорузлую руку на его плечо, по-свойски, словно знает его уже много лет, сказал:

      – Не робей! Говорят, нас призвала царица, а ей угодить легче, чем фараону. Нефертити всегда знает чего хочет, а это уже половина дела. – Старик браво подбоченился, пытаясь придать себе больше значимости в глазах юноши, но тот, услышав имя царицы, весь сжался и побледнел ещё больше. Старик оценил это опять же по своему разумению и продолжал подбадривать. – Не бойся, всё будет хорошо! Если у тебя не будет что-то получаться, то я тебе помогу. – Старика распирало от собственного величия. – Я вот служу дому фараона уже двадцать лет, и ни разу никто не сказал, что я плохой мастер! Я работал у самого Аменхотепа Небмаатра! Создавал его колоссов, что на том берегу! Видел? Ну, как работка? А мне тогда было не намного больше, чем тебе сейчас! – с гордостью произнёс он. – А тоже переживал, как и ты, когда мне приказали ваять для фараона. Очень переживал! Но всё получилось хорошо… – Он осёкся и замолчал. «Хорошо получилось», – передразнил его бахвальство его же внутренний и почему-то очень ехидный голос. Этот голос всегда навещал мастера, когда тот вспоминал о тех колоссах, что стоят на Западном берегу у входа в заупокойный храм Аменхотепа, отца нынешнего фараона. Ну и натерпелись мастера страху, когда по неизвестным причинам – то ли из-за дефекта в камне, то ли потому, что они плохо подогнали блоки, – поутру, когда утренняя заря сменила ночную тьму, огромный колосс издал тревожные звуки, похожие на тихий стон. Старый мастер хорошо помнил это утро, когда впервые над долиной разлились звуки, издаваемые колоссом! О, какой ужас охватил всех тогда! Люди пали ниц и, боясь пошевелиться, лежали так до тех пор, пока не прекратился этот звук, похожий на стон. Трепеща всем своим существом, не поднимая глаз и уткнувшись в пыль, они внимали голосу богов…

      Звук оборвался так же внезапно, как и начался, и все были счастливы. Они живы! Боги оставили им жизнь и лишь пропели им песнь, как избранным, и казалось – на этом всё и закончится. Но на следующее утро всё повторилось вновь. И на следующее… И на следующее…

      «Очень хорошо получилось! – продолжал подтрунивать над стариком его внутренний голос. – Особенно когда эта громада начала свистеть! Хорошо, что фараон увидел в этом добрый