Ермак. Том I. Евгений Александрович Федоров

идет из Москвы сюда русская рать. И будет она крепко бить неверных, а вам в стороне, что ли, стоять? За поруганную землю свою встаньте заодно с русскими.

      Измученные невольники с печальной улыбкой смотрели на неугомонного Мальцева. Валах, с темным, как земля, лицом, с хрипом ответил:

      – Путь от Москвы далек! И пока придут русские, мы все будем лежать в поле и вороны поклюют наши очи.

      – Русские уже близко. Чую топот их коней. Слышу, как по Волге русские ладьи плывут! – уверенно сказал Мальцев.

      Неделю спустя, поздно вечером, в яму, в которой томился Мальцев, столкнули двух русских, и ордынец сковал всех троих на одну цепь. Когда поутихло, Мальцев спросил седобородого старика:

      – Кто ты и как попал в полон? По одежде судить – духовного звания, отец.

      – Угадал, родимый, – ласково ответил старик. – Келарь я из Никольского монастыря, что под Астраханью. И звать меня Арсений Чернец, а второй страдалец – Инка Игумнов, человек Кириллова. Схватили нас дозорщики Касим-паши, когда на ладье в камыши свернули…

      Темная ночь простиралась над Хазарским городищем. Звезды пылали в осеннем холодном небе. Мальцев жадно схватил за руку келаря и прошептал ему:

      – Коли такая доля выпала тебе, поможем Руси!.. Чуешь шаги ордынцев?

      Возвысив голос, Мальцев спросил Чернеца:

      – Ну, как в Астрахани? Оберегаются?

      Шаги затихли: дозорщик потайно слушал, о чем говорят русские.

      – Хвала богу, на Руси хорошо! – спокойно, басовитым голосом ответил келарь. – Не сегодня, так завтра ждут на Астрахани князя Петра Серебряного с дружиной.

      Мальцев подмигнул, сжал крепко руку Арсения и вяло сказал:

      – Ой, сомнительно что-то! Неужто будет?

      – Уже гонец был. Идет с князем тридцать тысяч судовой рати, а полем государь отпустил воеводу Ивана Дмитриевича Вельского, а с ним сто тысяч воинов сюда торопятся…

      Инка Игумнов разинул от изумления рот: «И чего врет отец келарь? Негоже монаху так!» Однако и его Мальцев осторожно торкнул в бок: «Молчи, молчи!»

      Монах сладкоречиво продолжал:

      – Видно, господь бог помиловал нас за молитвы. Слыхано, что и ногаи с нами будут, ждут только часа!

      – Ой, и это хорошо! – радостно сказал Семен. – А как ки-зылбашский шах, что он думает?

      – О, братец, пресветлый шах прислал к царю нашему послов бить челом: турского-де хункера люди мимо Астрахани дороги ко мне ищут, и ты бы, великий царь, сильной рукой помочь учинил нам на турского салтана.

      – И что на это царь Иван Васильевич?

      – Ведомо мне, сыне, до тонкости ведомо, из патриаршего двора писали игумену. Царь наш пожаловал кизылбашского шаха, послал к нему посла своего Олексея Хозникова, а с ним сто пушек да пятьсот пищалей. А всего и не расскажешь…

      – Ой, братец, повеселил ты мою душу… Ой, как повеселил…

      Тишина лежала над Волгой, в стане все спали, догорали костры. Мальцев обнял келаря и шепнул:

      – Дай, отче, облобызать тебя. Понял ты мою горестную думку…

      Тем временем преданный