Ермак. Том I. Евгений Александрович Федоров

русые усы. – То великая беда. Я не могу идти дальше!

      Султанские гонцы переглянулись, глаза их трусливо забегали.

      – Чума? – переспросил один из них.

      – Чума и голод! – покорно склонил голову Касим-паша. – Глядите, что стало с моими воинами! – Он вспомнил золотистый паланкин, Нурдиду и еще печальнее закончил: – Черная смерть унесла у меня самое дорогое.

      Гонцы не дослушали жалоб паши, быстро повернули коней и заторопились обратно. Ягнус пожал плечами и сказал туркам:

      – Уйдемте от мора! Подале от сих мест!

      Послы не уступили Касим-паше ни одного турсука с водой, ни одного мешка с фруктами и сыром. Гонцы неслись впереди, а за ними торопилась орда…

      Синие горы стали ближе, и вдруг перед изумленными беглецами распахнулась зеленая долина, а в ней пенилась и билась о камни речонка. Все бросились к воде. Припали к живительной струе и невольники. Жадно пил Семен Мальцев. Он запомнил все – и встречу на Белом озере, и побледневшее от вести лицо литовского посла Ягнуса. Пленник окунул в струю голову, потом истертые ноги, и чувствовал, как жизнь снова вливается в его иссохшее тело. Ободряя себя, он думал: «Теперь добреду, теперь вырвусь из неволи!» Ни на одну минуту его не покидала мысль о свободе.

      Не всем, однако, пришлось утолить жажду: из-за реки на резвых конях вымчали черкесы, они рубили турок, на сильных набрасывали арканы и уводили в горы. Касим-паша свернул вправо, и опять орда потащилась по солончаковой степи. Но и тут не было покоя: казачьи ватаги днем и ночью налетали на обессилевших турок. Они встречали врага в засаде, настигали врасплох на отдыхе, беспощадно убивали и забирали в плен.

      Подошел октябрь. Внезапно задули холодные пронзительные ветры и стал падать сухой снег. Свершилось редкое в этих краях: под вечер в Диком Поле закурила, завыла метелица. Степные озерки и речонки затянулись хрупким тонким льдом, и истомленные толпы – остатки войска Касим-паши – замерзали на холоде, который неведом был на их родине. Вся степь покрылась сверкающей пеленой, на которой быстро возникали, одна за другой, многочисленные темные точки – трупы коней и замерзших ордынцев.

      Скоро Азов!

      Опять потеплело. Сошли снега, подуло теплым ветром. Глаза Касим-паши оживились, он о чем-то беседовал с юрким ногайцем. К вечеру тот исчез, и никто не знал, что степняк помчался к атаману Бзыге…

      На перепутье встретились казачьи ватаги атамана Бзыги и Ермака.

      – Отпусти полонян и вернись в Качалинскую! – приказал атаман, блестя злыми глазами.

      – Почему так? – еле сдерживаясь от гнева, спросил Ермак.

      – Будет тебе ведомо, что поклялись мы азовцам в мире жить! – с важностью вымолвил Бзыга. – На всю осень и зиму порешили казаки держать покой и за зипунами не ходить!

      – Ныне не о зипунах идет речь, а о русской земле! – резко ответил Ермак. – Какой мир, если Касим-паша да крымчаки ходили под Астрахань!

      – Не твоего ума дело, замолчи! – схватился за саблю Бзыга, но казаки из его ватаги закричали:

      – Погоди,