Асимметрия. Антон Евтушенко

отодвигаются в сторону, во всяком случае, на время. В самом деле, вместо них я получил горячее национальное гостеприимство. Мне протянули шершавую, похожую на наждак ладонь, и увлекли к гостевому креслу. Подполковник не носил обручального кольца и на его рабочем столе, насколько я успел заметить, не было семейных фотографий, только парадные портреты Путина и Шойгу с лентами триколора. Кажется, именно тогда я решил, что у него крепкий роман со своей работой: такие если и вступают в брак, то ненадолго.

      – Пополнение, значит! – сказал он, изучив предписание. – Да ты садись, не стесняйся. Кофем угостишься?

      Я утонул в скрипучем кресле и кивнул. Не зная, куда деть руки, упрятал их в подмышки.

      – Представляешь, мне в прошлом году подарили на юбилей итальянскую кофемашину, дорогую, а у меня вдруг бац – артериальная гипертензия. – Подполковник скрылся за полупрозрачным пристенком. – На медосмотре, значит, обрадовали. Кофе пить запретили, предложили переходить на фиточай. У тебя самого, как со здоровьем?

      – Не жалуюсь!

      – Ещё бы жаловался! Молодой, подающий надежды. Студент? Студент! На кого учился?

      – На шахматиста.

      – Ух ты! У нас и такому учат? Бик яхшы! Вот это да! А чего в вахтёры записался?

      – Так получилось!

      – Всё бывает, понимаю.

      Зажужжали жернова мельнички и аппарат засипел, зашикал выдавливаемым кофе. Подполковник вынырнул обратно, поставил передо мной на стол рассыпанный по тарелке чак-чак, обильно политый мёдом.

      – Спасибо!

      – Да не за что!

      Он протянул мне стаканчик с тягучим и чёрным как дёготь напитком, но из рук не выпустил.

      – Ким, признаюсь, я очень напуган.

      Я растерялся.

      – Чем?

      – Понимаешь, обычно молодые люди, призывники, которые оказываются по эту сторону забора первые пару-тройку недель проходят КМБ. Это своего рода вакцинация, что-то вроде БЦЖ для новорождённых. – Искандер запнулся, пропуская натужный грохот трактора, медленно ползущего по улице мимо открытого окна. Едва шум стих, продолжил говорить твёрдым, настоятельным тоном, в котором, впрочем, не угадывалось даже намёка на беспокойство. – Вопреки расхожим мнениям, курс молодого бойца не даёт умения подшиваться, заправлять кровать, чистить обувь или принимать пищу. Согласись, этим навыкам мы натасканы с детства. Но: он учит делать это быстро и добросовестно. Я называю это прививкой аккуратности и расторопности. Всё остальное время службы, по сути, это карантин и выработка иммунитета. Но ты… ты – случай особенный. Вроде призывник, а вроде нет: по закону я не вправе тебе приказывать. Мои полномочия, как военного человека, тут бессильны. Выходит, твоя сила в моей беспомощности. Bol что меня пугает, понимаешь?

      – Но я… я не собираюсь ничего такого делать.

      – Точно? Мне бы очень не хотелось иметь в своей команде саботажника. Тебе знакомо это слово?

      – Ну, в общем, конечно,