Асимметрия. Антон Евтушенко

очереди из желающих трудоустроиться я не вижу. Хм, а чему тут удивляться! За последние годы наш городок сильно обмельчал. Народ шакалит по соседним регионам, некоторые даже в Европу подались на заработки. Согласись, на вахтёрские восемь тысяч не очень-то расхарчишься. А тут на целых полтора года появляешься ты. Радости-то сколько!

      Искандер притворно рассмеялся, рухнул в кресло и отрешённо, надмирно посмотрел на меня. Облизал тонкие пересохшие губы, загрохотал ящиком письменного стола, выудив из его недр маленький опрыскиватель для воды, вроде тех, что используют в парикмахерских. Сделал пару пробных пшиков в воздух и неуклюже потянулся к середине стола.

      – Цветы, как люди, – сказал он, орошая листочки с «мраморными» разводами. – Каждый имеет свой нрав и темперамент. Кто-то проявляет волю и не боится закорючек жизни, а кто-то, наоборот, демонстрирует свою беспомощность и пасует перед трудностями. Вот этот неаполитанский цикламен требует постоянного ухода. Подкормка, окучивание, опрыскивание, полив. При этом цветёт всего три месяца в году – с конца лета по конец осени. Сейчас самый пик. Посмотри, как хорош! Но в остальное время восстанавливается в безлиственном состоянии и представляет из себя абсолютно удручающее зрелище! А вот это, – Искандер носиком распылителя ткнул на каминную полку, – гибрид персидского цикламена. Совершенно неприхотлив, цветёт пышно с октября по апрель, и листья не сбрасывает, что для цикламенов, вообще-то говоря, не характерно. Казалось бы, цветы одного семейства, а насколько разные. Как мы с тобой. – Он полоснул по мне глазами, острыми, как бритва, оторвался от кресла и поманил за собой.

      Морщинистый старик с седыми щетинами на бритой голове и в роговых очках попытался перехватить нас на выходе возле дежурки. Он бросился наперерез подполковнику, но тот властным движением руки остановил пенсионера на полпути.

      – Семён, опять будешь денег просить, – вместо приветствия пропел ему Карибжанов.

      – Так это, – смутился тот, весь как-то сжался и осунулся. – Пятый заливает к чертям собачьим. Надо что-то делать!

      – Вот и делай… что-то, – многозначительно проронил подполковник, мягко потеснил старика и нырнул в выпиленное аркой окошко дежурного: – Игнат, выдай ключи под роспись. Музей, весь комплект.

      – Кому? – услышал я утробный голос Игната.

      – Наркисову.

      – Инициалы…

      – Две буквы К, – спешно сказал я, втянувшись в окошко.

      – Расписывайся, Наркисов-две-буквы-К, что получил ключи от помещения одна буква М!

      Передо мной лёг журнал. Остряк Игнат протянул мне шариковую ручку на шнурке. В графе напротив фамилии я оставил росчерк, взамен получил тубус, измазанный пломбировочным пластилином, с незатейливой печатью дежурного в виде заглавной буквы «М». Я отодрал от пластилина вощёную нитку, нарушил пломбу, свинтил крышку. Внутри пенала лежала связка на кольце из пяти ключей.

      Первая спасательная артель, положившая начало развитию горноспасательной службы