Эхо. Юрий Сбитнев

На пути всего одна высотка в тысячу метров. Погода была ясной, дорога лёгкой. Заболтались. Высотку ту единственную прикрыло облаком, и они в неё въехали. Вошли в облако и вдруг чиркнули колесами по земле, покатились. Кое-как справился Борис с той неожиданной посадкой, но в последний момент споткнулась машина. Сломали винт. Не успели сообщить о случившемся, рация вышла из строя. Их по рекам, по теснинкам ищут, утюжат на бреющем болота, а они сидят на высотке, все видят, сказать не могут, локти кусают.

      С тех пор ведёт в полёте счёт высоткам Борис, определяя их подъём над уровнем моря.

      Погода испортилась. Летим под кучёвкой, метёт пурга. Замутило всё вокруг, вертолёт качает. Кеша по-прежнему бодается с бочкой. Вышли на речку Вювю, вошли в Туруланду, петляем, прижавшись к земле.

      Вырвались на миг из морока – голубое, голубое небо, где-то палит солнце, и в этом солнце серебристой сигаркой плывёт Ту.

      – Разве жизнь у нас – жизнёнка! – говорит Боря, провожая серебристую сигару глазами. Вздыхает: – У них машина, у нас мошонка.

      И снова мрак, тряска, близкие макушки деревьев под брюхом вертолёта.

      – Им тоже не сахар, – говорит командир, имея в виду летчиков Ту.

      И Борис, соглашаясь, вздохнув, изрекает:

      – Мой друг теперь на Ту летает. Поссыт на снег, а снег не тает…

      Погода вконец испортилась. Хиус застит сопки, хребты, белые равнины горных тундр. Внизу – чёрные пики елей, штрихи лиственок, редкие строчки почти круглых пятачков – волчьи следы. Мощные выброды сохатых. И, наконец, копыны оленей.

      Мы летим в стадо, к которому подошла стая волков. Будем, если выследим, бить их с вертолёта в два карабина.

      Меня извела качка и однообразное мелькание деревьев, белизна утомила. Слава богу, появилась надежда: коли есть на земле оленьи закопушки, то и стадо недалеко – близка посадка.

      А вертолёт, как пущенная юла, продолжает ходить кругами. Мелькнула занесённая снегами зимовейка. Ну да, та самая, на Вювю. Словно обожгло внутри, всколыхнулось сердце. Как давно это было…

      Вот и приток, по которому поднимались к Туруланде с Ганалчи. Я тогда не предполагал, что буду свидетелем последнего на этой земле события, о котором до сих пор никому неизвестно. Последнего…

      Внизу на реке лёгкие петли оленьих следов и ровный, пересекающий их след волка.

      Вот и олени. Посреди белой Туруланды, две оленухи прижались к крупному оленю, который чуть-чуть боком сторонится налетающего на них грома. Шеи у всех трёх длинные, головы высоко подняты – гордые. Дикие. Свободные.

      И снова белый простор, заштрихованный лиственками, и нет никакой надежды, что в этой пустыне мы отыщем малое стадо домашних оленей, людское жилище.

      Но вдруг, вывалившись из-за хребта, с широкого виража врываемся в стадо. Животные переполошённо бегут прочь, но ни жилья, ни людей не видно. Садимся в прищупку. Командир выбрал просторную плешинку, то ли марь, то ли приток Туруланды.

      Боря выпрыгивает за борт и по грудь уходит в сугроб. Обтаптывается, отыскивая острым щупом твердь под снегом. Кричит, багровея лицом, и машет руками:

      – Можно сидеть!

      Вертолет оседает