Эхо. Юрий Сбитнев

волки успевают достичь узкого каньона ручья и бегут по нему, мелькая сквозь разнолесье.

      Ручей невелик, с километр, не больше, а там снова чистое место, склон каменистого распадка, почти до краёв занесённого снегом. Это хорошо видит командир, не отпуская волков, гонит по ручью.

      В голове всё перемешалось, руки дрожат, пот заливает глаза, нечем дышать. Никакой не стрелок я в таком состоянии. А Боря, словно бы и понял, выхватил из моих рук карабин, оттиснул в угол.

      Гремит, сотрясается, вот-вот развалится наша видавшая виды машина. Поднимаюсь в пилотскую. Снова простор на три стороны. Слева громадные пустые тундровые покати, справа редколесье тайги и широкое поле Туруланды. Впереди узкая змейка покрытого крепкими наледями ручья и распадок, рассекающий еще одну чистую покать вершинных тундр.

      И под самым стеклянным носовым колпаком вертолёта два стремительно мчащихся к своей гибели зверя. Я знаю, как стреляет Кеша. И то, что смазал он, не случайность. Боялся, не пойдут по ручью волки. Он эти места знает. Загнал их в ручей. Хочет добыть обоих.

      – Скажи командиру, – кричит мне второй, – не спешил чтобы! Надо гнать по распадку. А у гольцов вывести на выстрел.

      Я передаю. Вижу и распадок, и гольцы, и волков, которые, словно подчиняясь задуманному людьми, уже стелются вдоль распадка по левому его срезу. Над правым громадным козырьком застыли снежные задувы. Левый, гладкий, удобный для бега. Звери увеличили скорость, но вертолёт по-прежнему висит над ними.

      Командир снижается, сокращая расстояние. Я отчётливо вижу волков. Впереди волчица.

      Мне становится не по себе. Я забываю, что мы прилетели сюда на волчью охоту, что стая, если её не отстрелять, учинит в стадах кровавую бойню, что могут пострадать и люди: Бобыль, Васька, Шурка с Таней, дети… Сейчас мне мучительно хочется одного: чтобы эти двое спаслись.

      Вовсе не от страха вымахнула из скрытни волчица. Мать поняла всю нелепость поступка своего ребёнка, страсть защитить его, увести из-под выстрелов заставила это сделать.

      До боли сжимая скулы, я едва удерживаю крик отчаяния, всё во мне всколыхнулось, всё панически закружилось… Только бы остановить эту охоту. Любой ценой! Любой!..

      И вдруг волчица с полного бега делает стремительную скидку. Большое тело, вмиг подобранное, ядром перелетает через распадок, исчезая в сугробе под толстым козырьком надува, туда же летит и её ребёнок. Подрезанный двумя тяжёлыми ударами наст срывается с места, и снежная лавина скрывает следы звериной скидки.

      А командир уже развернул вертолёт для боя. Но внизу тишина, и я скатываюсь туда, захлёбываясь от радости, ору:

      – Бей! Бей их! Бей!

      Кеша пожимает плечами, тянет шею за борт. Борис с открытым ртом и выброшенным на изготовку карабином застыл у иллюминатора. Второй в недоумении разводит руками.

      – Где они?

      – Были, – говорит Кеша, встает в сердцах, сбрасывает пояс и захлопывает дверцу. – Как эта зараза выскочила, я понял, охоты не будет…

      – Какая зараза? – спрашивает Боря.

      – Волчица… – Кеша