Его любимая скрипачка. Мишель Смарт

почувствовал, как она переменилась, когда он схватил ее за руки. Как она затаила дыхание. Он тоже затаил дыхание. Сначала он смотрел на ее пальцы, а через секунду возбудился так, что просто опешил.

      Он никогда не испытывал подобных ощущений.

      И сейчас, наблюдая, как Амалия усаживается за стол, он снова почувствовал уже знакомое волнение.

      – Месье, – сказала она, как только устроилась за столом и уставилась на него зелеными глазами, – недавно вы взывали к моим лучшим качествам…

      – Но вы мне отказали, – вставил он.

      Она кивнула в знак согласия:

      – У меня были причины, которыми я собираюсь поделиться с вами, в надежде воззвать к вашим лучшим качествам.

      Он настороженно оглядел ее, но промолчал.

      – Мне очень жаль, но я соврала вам. Я не буду участвовать в другом концерте. – Она пожевала нижнюю губу. – У меня страх перед сценой.

      Ее заявление было настолько смехотворным, что Талос покачал головой и рассмеялся.

      – У вас? – спросил он, не потрудившись скрыть недоверчивость. – У дочери Колетт Бартез и Джулиана Картрайт страх перед сценой?

      – Вы знаете, кто я?

      – Отлично знаю. – Он скрестил руки на груди и посерьезнел. – Я должен был о вас разузнать.

      Он заметил, как ее зеленые глаза дерзко сверкнули – первый признак того, что ее спокойствие обычная бравада.

      – Ваша мать-француженка – самое успешное меццо-сопрано в мире. Я признаю, я не слышал игру вашего отца, но я понимаю, что он известный английский скрипач. Я также узнал, что ваш отец когда-то играл в Карнеги-Холл с моей бабушкой.

      Он наклонился вперед и положил подбородок на руки.

      – В детстве вас считали вундеркиндом, но, когда вам исполнилось двенадцать лет, ваши родители убрали вас подальше от публики, чтобы вы сосредоточились на своем образовании. В двадцать лет вы стали профессиональным музыкантом и вступили в ряды Национального оркестра Парижа в качестве второй скрипки. Эту позицию вы удерживаете уже пять лет.

      Она пожала плечами, выражение ее лица было сдержанным.

      – То, что вы описали, знает любой человек, имеющий доступ к Интернету. Мои родители не прятали меня от публики из-за моего образования. Просто моя мать не могла сказать правду журналистам. Она не вынесла бы позора, что ее дочь не может выступать на публике.

      – Если вы не можете выступать на публике, как вы объясните тот факт, что вы выступаете с оркестром по крайней мере один раз в неделю?

      – Я вторая скрипка. Я сижу в задней части оркестра. У нас в среднем восемьдесят музыкантов. Зрители смотрят не на меня, а на весь оркестр. Если я буду у всех на виду на гала-вечеринке у вашего деда, я не смогу играть. Это унизит меня, мою мать и вашего дедушку. Вы этого хотите?

      Отец Амалии – единственный человек, который не будет за нее стыдиться. На самом деле именно ее отец пошел против воли своей жены и спрятал Амалию от публичности.

      Талос прищурился, проницательно глядя на нее:

      – Почему я должен верить,