Кавалер Красного замка. Александр Дюма

письма на стол, повернулся к стене с безумной надеждою снова заснуть, но не прошло часа, как он очнулся от своего притворства, стал целовать перстень и перечитывать письмо. Перстень был с дорогим сапфиром. А письмо было, как мы уже сказали, небольшой записочкой, на расстоянии благоухавшей аристократией.

      Пока Морис предавался созерцанию, отворилась дверь. Молодой человек поспешно надел перстень, а записочку сунул под подушку. Была ли это скромность возрастающей любви или стыдливость патриота, который не хочет, чтоб знали о его общении с людьми, довольно неосторожно позволившими себе написать подобную записку, одно лишь благоухание которой могло выдать и руку писавшего, и адресата.

      В комнату вошел молодой человек в одежде патриота, но патриота, изысканного в своем наряде. На нем была тонкого сукна карманьолка, казимировая сорочка и узорчатые шелковые чулки. Что же касается его фригийской шапочки, она устыдила бы самого Париса своей изящной формой и ярким багровым цветом.

      Сверх того за поясом его торчала пара пистолетов бывшей королевской версальской фабрики и прямая коротенькая сабля, как у воспитанников военного училища.

      – А, ты спишь, Брут, – сказал вошедший, – а отечество в опасности. Не стыдно ли?!

      – Нет, Лорен, – со смехом отвечал Морис, – я не сплю, а мечтаю.

      – Да, понимаю.

      – А я так ровно ничего.

      – Как же! А прекрасная Евхариса?

      – О ком ты говоришь?

      – Ну, та женщина!

      – Какая?

      – Женщина с улицы Сент-Оноре, наткнувшаяся на патруль, одним словом, та неизвестная, за которую мы вчера вечером чуть не расплатились головами.

      – Ах да, – сказал Морис, который очень хорошо понимал, о чем хотел поговорить его друг, но прикидывался непонимающим, – та незнакомка!

      – Ну кто же она?

      – Не знаю.

      – Хороша собой?

      – Ну!.. – сказал Морис, презрительно сморщив губы.

      – Какая-нибудь бедняжка, забывшаяся в любовном свидании.

      …Какие слабые созданья!..

      Везде, всегда любовь – вот в чем наши мечтанья.

      – Может быть, – проговорил Морис, которому эта мысль показалась сейчас до того отвратительной, что он лучше желал бы видеть незнакомку бунтовщицей, нежели влюбленной.

      – А где она живет?

      – Не знаю.

      – Ну, полно, пожалуйста, ты не знаешь… Этого быть не может.

      – Почему?

      – Ведь ты ее провожал?

      – Она ушла от меня на Мариинском мосту.

      – Ушла от тебя! – вскрикнул Лорен со смехом. – Чтоб женщина так отделалась от тебя?

      Когда же голубь сизокрылый

      Спастись от ястреба умел?

      Когда же кролик тупорылый

      Пред диким волком не робел?

      – Лорен, – сказал Морис, – приучишься ли ты говорить так, как все? Меня дрожь берет от твоей ужасной поэзии.

      – Как! Говорить, как все? Мне кажется, что я говорю лучше всех! Я говорю, как гражданин Дюмурье, – и прозой и стихами. Что касается моей поэзии, любезный,