Их женщина. Лена Сокол

доме всегда было под запретом, но у меня мурашки бегут по коже, потому что я вдруг осознаю, что хочу слышать эту гадость из ее уст снова и снова. И сам хочу быть таким же гадко крутым.

      – А… – Веду взглядом по гостиной, в панике отыскивая такое место.

      – Идем на кухню. – Предлагает Эй Джей по-хозяйски. – Кстати, где она у тебя?

      Указываю жестом, и мы идем туда.

      – Так. О, неплохо. – Радуется она, распахивая холодильник. – Ты уже завтракал, Майкл?

      – А… я? Э… нет.

      – Тогда садись, я накрою на стол.

      Топчусь на месте, пока гостья достает продукты с разных полок. Жду уточнения – в столовую мне пройти или остаться здесь, чтобы помочь донести тарелки.

      – Э-э, ты куда? – Окликает она меня, когда делаю шаг в сторону. – Сюда падай, Майки. Мы просто пожрем, о’кей? Не нужно для меня накрывать в этом траурном зале и тащить на стол лучший мамочкин сервиз, ладно? Просто расслабься.

      – Х-хорошо. – Киваю я.

      Тяну за спинку стула, и тот громко скрипит по полированной поверхности пола.

      – Уоу… – Морщится девчонка, прижимая ухо к плечу, потому что руки ее заняты тарелками.

      – Прости… – Мямлю я.

      Незаметно, (как мне кажется), вытираю каплю пота со лба. Сажусь, придвигаю стул к столу и громко сглатываю.

      – Молока? – Предлагает она.

      – Нет, спасибо. – Отказываюсь. Вспоминаю, что мамочки нет дома, и тихо добавляю: – Ненавижу эту гадость.

      – Ого. – Гостья замирает и довольно хмыкает. – А у нас с тобой много общего. – Проходится глазами по моему лицу, затем по фигуре. – Намного больше, чем может показаться… на первый взгляд.

      – Спасибо.

      Она улыбается, берет нож, режет хлеб и мясо.

      Я наблюдаю. Я ослеплен ее улыбкой. Она кажется такой искренней, поэтому мне, наконец, удается немного расслабиться. И, надо признать, так легко и хорошо мне бывает только с Джимми.

      – Держи. – Эй Джей с грохотом ставит передо мной тарелки с сэндвичами.

      Разглядываю толстые куски бекона и говядины, зажатые между треугольничками хлеба, зеленью и дольками томатов. Они такие не совершенные. Все разной толщины, кривые. Но от этого, почему-то, не менее прекрасные. Возможно, со мной что-то не то происходит, но, кажется, все, к чему эта девчонка не прикоснется, становится лучше.

      – Так… почему ты зовешь себя Эй Джей? – Решаюсь задать вопрос. – Я слышал, как твой отец называл тебя Элис.

      Она садится напротив меня и ставит на стол банку с арахисовым маслом.

      – А почему ты носишь эти стремные шмотки? А? – Кладет локти на стол и упирается подбородком в кулачки. – Вот точно в такой же рубашке моего деда хоронили. Зуб даю. А брюки… – Приподнимается, чтобы взглянуть на мои ноги через стол. – Парень, должна тебя огорчить. Фасончик у них такой, будто ты кучу наложил, сечешь?

      Меня бросает в жар.

      – Мама говорит, это классика… Аккуратно, элегантно, практично. Еще она никогда не выходит из моды. – Заливаюсь краской.

      – Тебя обманули.

      – Но мама…

      – А