Их женщина. Лена Сокол

бояться, что это мне не светит еще лет десять.

      – Держи. – Друг подает мне сверток.

      Я скидываю туфли, встаю на траву, аккуратно снимаю брюки и складываю их, как учила мама. Стрелочка к стрелочке и напополам. Готово. Беру из свертка шорты и спешно натягиваю на свои рыхлые бедра. Они мне велики, и смотрятся, как парашюты, но шнурок в поясе делает свое дело – туго привязывает их к моей талии.

      Джимми качает головой, когда я осторожно снимаю галстук. Расстегиваю пуговички сначала на манжетах рубашки, а затем на груди. Складываю сорочку так, чтобы сильно не помялась, и прячу в пакет следом за брюками.

      – Обязательно делать это каждый раз? – Хмыкает друг.

      Я натягиваю его растянутую старую футболку на свою идеально белую майку и пожимаю плечами:

      – Даже не представляю, что будет, если я скажу маме, что пошел кататься на велике. Да еще и с… тобой.

      – Тебе скоро четырнадцать, мужик! – Джимми снимает кепку и чешет макушку. Волосы у него свалявшиеся и криво остриженные, точно у беспризорника. – Не понимаю, почему тебе нельзя погонять?

      – Ну, почему же? – Сглатываю я. Напяливаю кеды, прячу одежду под куст и достаю оттуда большой ржавый велик, добытый для меня на свалке новым другом. Ставлю его на дорогу и с трудом, но отваживаюсь посмотреть Джеймсу в лицо. – Можно погонять. Только если на заднем дворе.

      – Твоей матушке место в психлечебнице! – Морщится он.

      – Просто для нее очень важны ее правила.

      – Это звучит, как бред.

      – Никогда не задумывался. – Пожимаю плечами и седлаю своего железного коня.

      Тот противно скрипит, переднее колесо кривится налево.

      – Просто, если с детства живешь на помойке, – взгляд Джимми темнеет, – привыкаешь к помойке. Если в психушке, то сам становишься буйным. Но говорят, что и из этого дерьма можно выбраться, стоит только захотеть. Я вот хочу.

      Гляжу, как он садится на свой велик и ловко стартует, давя на педали и высекая хрустящие песчинки из-под заднего колеса.

      – Значит, и я хочу! – Кричу ему вслед.

      Нажимаю на педали и пытаюсь выровнять ход кривой железяки. Ускоряюсь, пока мы с ним не равняемся.

      – Начни со своего слюнявчика! – Ржет Джимми, еще быстрее крутя педали. – Если хочешь что-то поменять, скажи мамке, что больше не будешь одеваться в эти стремные шмотки.

      – И скажу! – Вместе с ветром, врывающимся в мои волосы, у меня прибавляется уверенности.

      – Ну-ну, – хмыкает друг, сворачивая вниз, к реке.

      У меня не получается так быстро крутить педали, чертова железяка трещит, кренится влево и грозится развалиться на каждой кочке.

      – Скажу! – Ору я, поймав азарт. Чем дальше удаляется его спина, тем сильнее мне хочется догнать этого худого, как живчик, пацана и доказать, что тоже способен стать таким крутым и бесстрашным, как он. – Потому что мне нас-рать! На-а-срать!

      Слышу, как его раскатистый смех отдается эхом вдоль берега. Потею, но продолжаю крутить педали. Чем быстрее разгоняется