Экслибрис. Ояр Вациетис

рисунок из лилий.

      Мельник уходит

      К вечеру мельник белый весь

      в муке с головы до

      ног.

      И облаком улетело все

      то,

      что смолото в срок.

      И стол еще теплый

      от хлеба и неба погасших

      войн.

      И мельник растапливает печь

      и молча смотрит

      в огонь.

      Эй, а ну-ка, тише пусти коня

      мимо мельника,

      который смотрит в огонь.

      Но не останавливайся, ни всадник, ни пешеход, –

      как бы ты сам не начал смотреть

      в огонь.

      Там, понимаешь ли, знают без тебя

      время призвать своих

      заглянуть

      в огонь…

      Покой

      Я искал покоя

      по всей комнате,

      залезал под диван,

      ворошил старые книги

      и разобрал телевизор.

      Но я же пристраивал его,

      стараясь

      оставить под рукой

      на всякий

      пожарный!

      Чтобы не сгнил,

      не достался мышам

      и юным натуралистам,

      эти препарируют сразу,

      ну а кому тут нужен покой

      с худым животом?

      В данный момент

      я отклеиваю марки

      от старых конвертов.

      Иногда под ними что-нибудь есть.

      Время сирени

      Давай я проведу тебя

      сквозь

      триумфальную арку сиреней,

      процедим сквозь нее

      нежную розу майских

      рассветов.

      Я не любитель букетов –

      нет вазы проще и откровенней,

      нет более пьянящего

      напитка, чем этот.

      Давай напьемся им до

      обнаженности душ

      и дыханий,

      а после умоемся грозой,

      цветущей

      с утра.

      И мы определенно

      станем такими нами,

      которым уже больше незачем

      умирать.

      «Меня отыщешь синей лунной ночью…»

      Меня отыщешь синей лунной ночью

      и вымолишь мне у сосны прощенье,

      и, как туман, опасность рассосется

      что в бритвах льда звенела под ногами,

      как выводок холодных диких пчел.

      Меня под ветром из кусочков сложишь

      на бесконечно сером поле снежном.

      Мы в этой жизни и по смерти вместе,

      тот, кто спешит, в отставшем остается,

      чтобы по нам сквозь васильковый пепел

      взошла тоски горячей синева,

      в которой любят кувыркаться черти,

      когда едва родившийся слепой комочек вдруг

      пару васильков ко лбу приложит

      и видит, что в высоком небе сотни

      пылающих хвостов обращены к земле.

      «Береженого бог бережет…»

      Береженого бог бережет –

      перед мертвой птицей

      я обнажаю голову.

      Быть может, ее убил голод

      в тот час, когда я

      доедал свой завтрак.

      Быть может, мороз

      в тот