Жизнь, которая не стала моей. Кристин Хармель

и о том, какие проблемы доставлял мне в пятом классе мой любимый наряд. На следующий день Патрик принес мне футболку с Суперменом: «Помни, что ты всегда должна оставаться собой, ни на кого не оглядываясь, – сказал он. – Ты – самый прекрасный и самый невероятный человек во всем мире».

* * *

      В тот вечер Дэн сидел в гостиной и отвечал на письма, а я улеглась с ноутбуком в постель и снова заглянула на сайт американского языка глухонемых. Ровно в 22:30 Дэн вошел в спальню и застал меня в тот момент, когда я изображала пальцами фразу: «Я люблю тебя больше Солнца и Луны».

      – Что ты делаешь? – удивился он.

      – Ничего, – ответила я и захлопнула ноут.

      – Это язык глухонемых? – Он кивком указал на мои руки. – Ты учишься объясняться жестами?

      – Да…

      – Чего вдруг?

      – У меня новый пациент. – Ложь вырвалась сама собой, и, когда я услышала эти слова, переигрывать было поздно.

      Он рассмеялся:

      – Ты же музыкальный терапевт. Как ты собираешься заниматься с глухим ребенком?

      Я подавила приступ раздражения. В конце концов, неспециалист не обязан знать, что глухие тоже могут играть на музыкальных инструментах, они чувствуют вибрацию и следуют визуальным подсказкам.

      – Ничего необычного в музыкальной терапии для глухих нет, – сказала я Дэну. – Даже тугоухие дети обычно имеют остаточный слух.

      – А потом отправишься смотреть на звезды со слепыми.

      – Наверняка есть и для этого какой-то способ, – парировала я. – Созвездия азбукой Брайля, что-нибудь такое. Даже инвалид должен ощущать все краски жизни.

      – Но музыка для глухих? Для глухих, Кейт? Ты что?

      – Музыка – не только то, что слышишь ушами.

      – Теперь ты выражаешься в стиле этих чокнутых – философия нью-эйдж и так далее.

      Я тихонько фыркнула.

      – Я выражаюсь как музыкальный терапевт, который хочет попробовать что-то новое.

      Однако мне ничего не было известно о возможностях музыкальной терапии для глухих и слабослышащих детей. Надо бы разобраться, как только найдется время. Хотя, пожалуй, это глупо. Прочесывать специальные журналы в поисках информации о музыкальной терапии для глухих – спрашивается, ради чего? Чтобы поиграть Ханне на гитаре, если она и Патрик приснятся мне вновь? Чистое безумие, даже на мой пристрастный взгляд.

      Глава 8

      Два фонаря у входа в католическую церковь Святой Паулы на углу 70-й и Мэдисон бросали блики на пыльные ступени. Когда я толкнула тяжелую деревянную дверь, в воздухе разлился слабый запах ладана и пробудил множество воспоминаний. С Патриком мы ходили в церковь почти каждое воскресенье, но после его смерти я не могла уразуметь, как это Бог допустил смерть моего мужа. И просто перестала ходить к мессе, а теперь вот ощутила себя виноватой при виде распятия.

      – Прости, – пробормотала я. Я так гневалась на Бога – а что, если именно Он помог мне теперь заглянуть в ту жизнь, которая могла быть у нас с Патриком? Кто, если не Он, способен стереть грань между мертвыми и живыми?

      – Ищете