Подруги. Над пучиной (сборник). Вера Желиховская

случая стянуть то конфетку, то сливу или кисточку винограда. Надя не пробыла и минуты в гостиной, как услышала отчаянный крик Клавы. Перепуганная, она пробежала через ярко освещенную залу в столовую, догадываясь, что лакомка там, и опасаясь, как бы она не опрокинула что-нибудь или не ушиблась. Но оказалось другое. За Клавдией уже довольно долго исподтишка наблюдал из-за дверей залы ее брат Элладий, лет тринадцати, самый старший из детей госпожи Молоховой. Он не мог упустить случай помучить младшую сестру. Все сестры боялись брата, заранее сердились и прогоняли его, как только он приближался. С двумя старшими он все-таки был милостивее, тогда как Клавдии, менее любимой матерью, часто приходилось от него терпеть. Заметив, что девочка, спеша, чтобы ее не увидели, засунула себе в рот целую сливу, он подкрался к ней и пребольно схватил за ухо, отчего Клавдия закричала на весь дом.

      Надежда Николаевна, войдя в столовую, увидела, что он немилосердно трясет сестру за ухо.

      – Оставь ее! – закричала она.

      Мальчик только вскинул на нее глаза и еще сильнее дернул младшую сестренку, так что она пригнулась к самому полу, вся красная, крича во все горло и заливаясь слезами.

      Надя решительно подошла к брату и сказала:

      – Если ты сейчас же не оставишь Клаву, я позову отца!

      Эти слова подействовали. Мальчик выпустил истерзанное ухо, но, вскинув голову, нахально ответил:

      – А зачем эту дрянь сюда пустили? Она все подносы объела. Если б я ее не увидел, она бы тут все съела!

      – Очень жаль, что ты ее увидел, – возразила сердито старшая сестра. – Вовсе не твое дело за ней присматривать, и ты не смеешь бить сестер!

      – Не смею? – дерзко рассмеялся Элладий. – Нет, я всегда буду драть ее за уши, чтоб не жадничала и не воровала!

      – Я ничего не крала! – вопила сквозь слезы Клавдия. – Разве это кража, что я взяла одну сливу? Мама мне сама дала бы…

      – Нечего оправдываться, Клава! – урезонивала ее Надежда, отирая глаза и приводя в порядок платьице девочки, в то время как брат выходил из комнаты, посмеиваясь и презрительно поглядывая на них обеих. – Что правда, то правда! Ты жадная и непослушная девочка. Попросила бы, тебе бы и дали, a самой здесь нечего распоряжаться.

      – A ведь он и сам ел, Элька-то… Я видела, когда вошла. Он ел! Все ел!.. Ему можно, a меня, вон, чуть не до крови побил, злюка эдакий!

      – Нечего браниться, сама виновата! Перестань! Вон, слышишь, кто-то приехал. Перестань же, a не то я тебя отведу в детскую и не велю пускать сюда.

      – Кого это «не пускать»? – спросила, показываясь из внутренних комнат, Софья Никандровна, привлеченная криком дочери. – В чем дело? За что это ты ее так, Надя? Сколько раз я говорила, чтобы ты не командовала моими детьми!

      – Вы бы это потрудились приказать Элладию, a не мне, – сухо ответила Надежда Николаевна. – Мне такие замечания не нужны – я никогда не бью детей, a если что-либо им замечу, то для их же пользы.

      – Надя меня не трогала! – все еще всхлипывая, подтвердила