Я БУДУ БУДДА. Повесть о настоящей нелюбви. Герман Канабеев

на дереве и обязательно голой. У нее должна быть розовая пизда с идеальными губами, из под которых не видно подробной анатомии, похожей на залежавшийся стейк.

      Она будет знать все песни, что я люблю, и будет знать продолжение строчки: у нее были огромные карие глаза. А когда я буду напиваться вдрызг, она не будет чувствовать смердящего запаха, ночного пердежа и станет называть меня гением.

      Я буду обязан встретить ее под ночными фонарями в центре города. Она будет затасканная и мятая после какого-нибудь поэта или не дай бог, художника, или еще хуже – музыканта, или вообще пиздец – писателя. Она будет только моя.

      Она должна быть беззащитной – это все, что я знаю про муз. Они, наверное, что-то шепчут? Какие-нибудь фразы, чтобы можно было написать еще что-то кроме как: «У нее были огромные карие глаза».

      А может, у нее и будут те самые карие глаза?

      Чем должна вдохновлять муза? Красотой вряд ли. В этом мире достаточно красоты. Пониманием. Понимающих тоже достаточно. Плюнь в рожу любому из толпы в метро и попадешь в того, кто обязательно вворачивает в разговор: «Я тебя понимаю».

      Наверное, единственное качество, которое требуется от музы – это умение быть, умение оставаться неизменной, такой как вчера. И быть, быть, быть где-то рядом. Не надо понимать, не надо шептать, не надо любить, просто быть.

      Так быть, чтобы не оглядываться и не смотреть за спиной ли она. Не вглядываться вдаль, чтобы угадать ее силуэт. По-настоящему быть. Чтобы, сука, никаких сомнений.

      Но муза, она женщина. А быть – это единственное чего женщины не умеют. Еще муза должна уметь отвечать на вопросы. Даже не на вопросы, а на один вопрос – почему? Какая бы хуйня не произошла, спрашиваешь – почему? И вот тебе ответ, почему все именно так, а не как иначе.

      Глава 19

      Дождливый выдался июль. Я до сих пор сидел без работы. Точнее лежал.

      Удивительно, насколько сильно остывают женские чувства, когда долгое время находишься в горизонтальном положении. Даже мои оправдания, что я тут не просто лежу, а пытаюсь стать великим русским писателем, Лену не успокаивали.

      Давать мне она почти перестала, что не особо меня тревожило, потому что и сам я ее не особо хотел.

      У меня была Алена. Не смотря на то, что была она не только у меня, мы не жили вместе, все равно я считал ее своей. И совесть измены меня совсем не мучила.

      Алена по-прежнему называла меня гением и, в отличие от Лены, верила, что когда-нибудь что-нибудь напишу.

      Как я уже сказал, июль выдался дождливый. В такие дни хочется зашторить окна и бесконечно пить чай. Что я и делал, пока не включил телевизор.

      «В результате двух взрывов во время многотысячного рок-фестиваля „Крылья“, проходившего на Тушинском аэродроме в Москве, погибли 16 человек, включая двоих женщин, приведших в действие взрывные устройства, 57 человек ранены», – сказали в новостях.

      Я вышел из дома. Купил в ларьке через дорогу бутылку пива. Сказал