Одна нога здесь… Книга вторая. Владимир Владимирович Титов

возопил: – Я слышу голоса!

      Заяц вытянулся по струнке, глаза заоловянели, а поднятые вверх руки стали мелко-мелко дрожать.

      – Никак, сбрендил? – всполошился Вербан.

      – Это моя Любавушка, – удовлетворенно кивнул дед, – Да? – Заяц закивал. – Ну, я же говорил, что сейчас мы что-нибудь придумаем. Спроси у нее, мил человек, как нам выбраться.

      – Я и сама толком не знаю, – голос ведьмы зазвучал в голове у Зайца, и тот добросовестно повторять за ней слово в слово. – Мне открылось, что вам должна помочь подкова. Но как? Не знаю. Это всё, сила моя иссякает, и сейчас я умолкну. Я люблю тебя, Вятшенька, помни об этом, родной мой…

      Голос исчез также внезапно, как и появился. Корчмарь с облегчением опустил затёкшие руки и принялся ими трясти. Одновременно он сверлил глазами деда. Рыжий тоже уставился на одноногого. Дед не обращая на их вопросительные взгляды никакого внимания, смахнул с уголков глаз набежавшую слезину, прокашлялся и смущённо затих. Вербан поворотился к Зайцу:

      – Где в твоем хламёжнике подкову можно отыскать?

      – Так это, во дворе, должно быть, где Многоног стоит. – Заяц даже не обиделся за «хламёжник». Что и говорить, бывшая корчма всё меньше напоминала корчму.

      – Кто стоит?

      Корчмарь махнул рукой:

      – Конь. Или кобыла. Но точно не мерин. Я уже сам не помню.

      – Во дворе. И как мы туда попадем?

      Старик полез в сумку, прервав их разговор:

      – Не надо никуда попадать. Подкова уже имеется. Нужно только сообразить, как она может нас высвободить.

      Из сумки была вытащена здоровенная гнутая железяка, годившаяся Многоногу скорее на шею, в качестве хомута, нежели как подкова на копыта. Вербан восторженно присвистнул, прикидывая, каких размеров был коняга, что добровольно таскал набор из четырех таких штуковин на своих ножищах. Богатырский конёк, право слово!

      Дед покрутил подкову в руках, с надеждой глянул на спутников, но, не увидев на их растерянных лицах и тени соображения, тоже загрустил. Но вскоре бровь его поползла вверх, отражая крайнюю степень недоумения, а потом старик вскочил, не в силах более сдерживать внутри себя рвущийся наружу вопрос:

      – А почему, мил человек, у тебя над входом в корчму подковы нет?

      «Потому что я не конь!» – хотел в тон ему ответить «мил человек», но вместо искренне удивился:

      – А что, разве нужна?

      – Во темнота! – хмыкнул Вербан, – Конечно нужна! Это ж оберег такой, чтоб в дом, или там, в заведение, не могла войти нежить всякая, разные лихие людишки.

      «Кабы раньше знать, – запоздало посожалел Заяц, – хрена стриженого вы бы у меня в корчму попали! Э-э-эх!»

      – Непорядок! – фыркнул дед, – Надо обязательно это дело исправить!

      Подкинув подкову в руках, словно оценивая её вес, дед вдруг резко подпрыгнул и со всего маха влепил железяку в склизкое месиво, сочащееся над дверью.

      – Вот теперь – порядок!

      Подкова накрепко прилипла прямо