Демон нашего времени. Егор Валерьевич Болдырев

13-й

      Идёт пятый день тишины. Загорается фонарь. Я слышу, как 45-й смывает.

      – Уже думал, что ты умер, – радостно говорю я в вентиляцию.

      – Так и есть, – отвечает он, голос изменился, погрубел. – Твой сосед повесился: снял с себя штаны, привязал их к решётке в окне, встал на свёрнутый матрац, обмотал штаны вокруг шеи и повесился. Возле тела охрана нашла следы спермы. Быть может, он и не хотел себя убивать, а просто решил усилить ощущения или намеревался убить себя и решил умереть в блаженстве. Придурок.

      А ведь я всего лишь шутил насчёт самоубийства… глупый Михаил Андреевич.

      – А ты кто? – спрашиваю я.

      – 45-й.

      Новый 45-й сразу начинает рассказывать о месте, в котором мы находимся:

      – Изначально в поезд посадили 230 человек, но вышло лишь 218. Рекорд по смертности получил бабский вагон. Дело в том, что из 230 человек было 14 женщин – их посадили в отдельный вагон, а вот мест на мужчин не хватало, и последних 6 закинули к ним. Представь, заходят 6 изголодавшихся мужчин и видят 14 женщин. Изголодавшихся – это я не про еду, как ты понял. – 45-й начинает ржать. Акустика здесь просто шикарная. Его смех пугает. Чувство юмора стучит молотом по наковальне-адекватности. 45-й успокаивается. – Скорее всего, если бы женщины сидели в колонии немного дольше, всё произошло по обоюдному согласию. Но почти все, кто здесь находиться, включая тебя, никогда раньше не были в местах лишения свободы, максимум месяц. Так вот, двое схватили себе по бабе и завалили их на пол. Женщины подбегали, чтобы помочь своим, но мужчины лупили их. Лупили серьёзно и по мордам. Этих дам хоть и сложно назвать ледями, но одно из тел погибших весело 120 килограмм – гора мышц, вот и представь, какого 60-килограммовой бабе, держать удар этого лося. Но дальше больше, у баб оказались заточки. Как только мужики повалили первую партию, одна из женщин перерезала горло насильнику, и началось. В итоге из вагона вышли только женщины. Не все, разумеется.

      Приносят ужин. Рис, на этот раз даже без сала.

      – Приятного аппетита, – желаю я новому 45-му, но он не обращает внимания.

      – В другом вагоне толпа китайцев изрезала негра – выглядело его тело дико, я даже не буду описывать. – 45-й на секунду замолкает. – Кстати, никогда не видел живых негров. А ещё в одном вагоне восемнадцатилетний парень умер из-за открытой черепно-мозговой травмы.

      – Это мой вагон, – говорю я, пережёвывая недоваренный рис.

      – В этом же вагоне у пятидесятидвухлетнего мужчины был инсульт, он умер. И из поезда вышли 218 человек из 230. Но метки получили 214. Трое были застрелены при попытке к бегству. Один умер во время эпилептического припадка.

      – 46 должен был стать его номером, – вспоминаю я.

      – И таким образом, – говорит 45-й: – метки получили 214 человек из 230. Понял да.

      Я закуриваю.

      День 14-й

      Мой день начинается в камере. Точного времени я не знаю, местонахождения тоже. На завтрак съедаю тарелку риса.

      …а пищею его были акриды и дикий мёд (Св. Евангелие от Матфея 3:4). Акриды – это вроде бы саранча? Значит, у меня всё ещё не так уж и плохо.

       С самого утра включается вентиляционное радио