Урки и мурки играют в жмурки. Фима Жиганец

получить копии технической документации и образцы этого самого… Впрочем, далее – молчание, как говаривал принц Гамлет. Если удастся принести то – не знаю что, можно считать, жизнь прожита так – не знаю как.

      Судьба связала Лоусона с Россией ещё в раннем детстве, когда он вместе с родителями попал на приём в советское посольство. После приёма показывали русские фильмы. Один из них оказался очень забавным: три болвана бегали от собаки, которая держала в зубах динамит с горящим шнуром.

      – Папа, папа! – радостно завопил юный Генри. – Это же мой рассказ!

      Рассказ был, конечно, не его, а другого Генри Лоусона – австралийского писателя, в честь которого папа с мамой назвали своего сыночка. Байку австралийца русские творчески использовали для своей короткометражки.

      Реплика мальчугана окончательно развеселила зал. Многие покатились с кресел. С тех пор Генри воспылал интересом к далёкой России. Поступил на факультет славянских языков, готовился защитить диссертацию. Но неисповедимыми путями оказался в разведке. Нет, он очень любил Россию. Но свою страну любил немножко больше.

      -КАЖЕТСЯ, ПОДЪЕЗЖАЕМ, – бросил через плечо верзила Боря Грач и для подтверждения своих слов даже нахлобучил на голову кожаную кепку а-ля Лужкофф. – Вон там, сразу за знаком, поворот направо. Видите указатель – «Ботанический сад»…

      Спрашивается: зачем этот сад, жуткие мадридские тайны, встречи на поляне, обмен чемоданами? – недовольно поморщился Лоусон. Ведь просил же он Драбкина: пусть химик приедет в Москву сам. Для чего кейс, когда в любом банке можно открыть счёт на предъявителя? Да хотя бы и кейс. Почему обмен должен состояться именно в Климске и именно в таких идиотских условиях?

      – Генри, я-то что могу поделать? – сокрушался Драбкин. – Эти учёные, они все со сдвигом. Какой-то дёрганный, истеричный, нервный. Дурное влияние Голливуда. Боится тащиться со своими образцами до первопрестольной. Я подозреваю, он и сам уже жалеет, что выложил мне тогда, в Адлере, свои мечты заветные. А товар, как я понимаю, стоящий?

      – Правильно понимаешь, – подтвердил Лоусон. – Но одно дело то, что он обещает, другое – образцы. Они нужны, как воздух. Кстати, не думаю, чтобы Востриков здорово́ жалел или раскаивался. Первую сумму он заглотнул, как рыбка-бананка.

      – Что за рыбка? – удивлённо спросил Драбкин.

      – Есть такая рыбка, – пояснил Лоусон. – Но не в ваших водах.

      – Жаль, – посетовал Драбкин, по недомыслию считавший себя рыболовом.

      – И всё-таки: нельзя ли переиграть с Климском? – попросил со слабой надеждой шпион. – Не люблю подвергать дело неоправданному риску.

      – Какой риск? – отмахнулся Аркадий Игоревич. – У нас специализация – охотничий туризм. Мы же договорились: после встречи Пак отвезёт вас к егерям, собачек посмотрите, отдохнёте.

      – Отдых? – раздражённо отмахнулся Лоусон. – У меня на руках будут образцы!

      – Сам говорил – конспирация. Вот