Наследники Рима. Все романы цикла «Божественный мир» в новом и полном издании. Борис Толчинский

был раза в два выше своего рослого хозяина); амазонку Ясалу, также с кожей цвета эбенового дерева – она превосходила сенатора на две головы, но он ценил её не за рост, а за силу, верность и жестокость, почему и звал не Ясалой, а Суллой; ещё он позвал миниатюрную китаянку Вэй, которая была истинной богиней наслаждений, и диковинного человечка по имени Улуру, это был карлик непонятного происхождения, краснокожий, с шерстью и мелкой чешуёй, а ещё Улуру имел гибкий хвост, который играл заметную роль в любовных играх.

      Эти четверо экзотических персонажей были постоянными участниками извращённых оргий князя Корнелия и его злосчастной дочери. Как виртуоз конспирации, сенатор исхитрялся скрывать свои оргии не только от благовоспитанного аморийского общества, но и от родной жены, от друзей, от слуг, в общем, ото всех, кроме самих участников. Оргии всегда происходили в запретной комнате дворца; ключи от неё сенатор всегда носил с собой; комната была изолирована от окружающего мира так, что самое чуткое ухо, прильнув к входной двери, не услышит ни единого звука даже в самый разгар вакханалии. Князь Корнелий, разумеется, отлично понимал, что стоит кому-нибудь проведать, чем занимается потомок Фортуната-Основателя в запретной комнате и каким наукам обучает собственную дочь, – как карьере, репутации, да и самой княжеской жизни придёт конец. Оргии с дочерью и четвёркой уродливых рабов-экзотиков привлекали Корнелия Марцеллина той непомерной наглостью, в которой находят для себя последнее наслаждение люди, растратившие свой человеческий облик в надежде дать выход неуёмной, но, увы, невостребованной энергии.

      Сенатор поклялся самому себе священной княжеской клятвой, что ноги не кажет в запретную комнату, как только переселится из родового дворца Марцеллинов в Квиринальский дворец.

      Глава девятая, в которой герцог Нарбоннский, наконец, разбирается, кто ему сын и кто – друг

      148-й Год Химеры (1785),

      день 15 октября, Темисия, Княжеский квартал, дворец Юстинов

      – Ваша светлость, вы меня слышите? Ваша светлость, откройте глаза… Я вижу, что вы живы, ваша светлость. Ну же, доблестный герцог!..

      Голос княгини Софии, ласковый, словно шёлк или атлас, проникал в сознание. То ли от этого голоса, то ли милостью богов, покровительствующих этой удивительной стране, то ли по иной, пока неведомой герцогу причине, по его суровому, закалённому жизнью телу разливалось приятное тепло. Он ощущал некое упоительное состояние лёгкой безмятежности, слабой усталости, когда не то что бы нет сил подняться, нет, силы есть, но нет ни малейшего желания вставать, действовать, кому-то что-то доказывать, кого-то от чего-то защищать и защищаться самому. Он чувствовал собственную беззащитность, он понимал слабость, постыдную для воина немочь, и слабость эта была подобна блаженству… Голос из глубин утомлённой души шептал ему, вторя словам Софии Юстины: «Ты жив. Жив… Ты среди друзей. Будь они врагами, они бы убили тебя. Они друзья. Твои истинные друзья. Потому что они тебя спасли, когда ты мог умереть».

      Крун