Русский ад. Книга первая. Андрей Караулов

Михайлович снарядил Егорку с Олешей срубить баньку: старая сгорела еще в августе.

      О баньке болтали разное: вроде бы и девок туда привозили из Красноярска, голые бултыхались… Но как людям-то верить, они теперь как собаки, не приведи бог – война, в окопы уже никого не затащ-щишь, все сейчас бздюхи, все…

      – Ты че, Олеш?

      – Я сча приду.

      – Здесь хлебай, я отвернусь, – взорвался Егорка. – Че от меня бегать-то?

      – А со мной бушь?

      Егорка аж рот открыл…

      – Нето нальешь?..

      – Пятеру давай – и налью, – твердо сказал Олеша.

      Он медленно, с достоинством, вытащил из рукава ватника четвертак самогонки.

      – Пятеру! Где ее взять, пятеру-то!.. – вздохнул Егорка. – Па пятеру положен стакан с четвертью – понял? А у тебя тут с наперсток.

      – Ну, звиняй! – И Олеша всадил в себя всю самогонку сразу.

      – Не сожри брансбоит-то, – посоветовал Егорка. – Эх, босява!

      И он махнул в сердцах рукой.

      Говорить Олеша не мог, раздалось мычание, глотка у Олеши и в самом деле работала сейчас, как насос.

      Весной Олешу еле откачали. Приехал он в Овсянку к теще: старуха почти год зазывала Олешу поставить ей забор. А бутылки, чтоб отметить приезд, не нашлось. Промаялся Олеша до обеда, потом схватил тазик, развел дихлофос, да еще и теще плеснул, не пожадничал, родная все ж!

      Бабка склеила ласты прямо за столом. А Олеша выжил, оклемался, но желудок (почти весь) ему отрезали, хотя водку хлебает, ничего!

      Только для водки, наверное, желудок-то и не нужен, водка сразу по телу идет – свободно и гордо. – Ну хорошо, Ачинск – место гиблое, здесь без водки – гниляк, но другие, спрашивается, в других-то городах, с чего пьют?..

      Наташка, жена Егорки, прежде, как Новый год, так орала, пьяная, что Егорка – сволочь и борзота, хотя бил он Наташку в редчайших случаях.

      Ельцин, Ельцин… не в свои сани сел человек, это ж видно…

      А кто, спрашивается, сказал Наташке, что она должна быть счастлива?

      – Зря ты, Олеша… – Егорка поднялся, – папа Иван явится… по обычаю и нальет, че ж свое перевошь… аль не жалко?

      Олеша сидел на бревне, улыбаясь от дури.

      – Ну, потопали, что ль, ветерок!

      – Ага…

      Они подняли бревно, подставили плечи и медленно пошли по дороге, по снегу…

      …Не только в Ачинске, нет, на всей Красноярщине не найти таких плотников, как Егорка и Олеша. Нет таких, и все тут! Дерево людей любит, руки, а руки у них – золотые! Если спросить Егорку, больше всего он уважал осину. 11п ней, между прочим, на осине, войну выиграли; не было у немцев таких блиндажей, как у нас, строить не умели, вот и мерзли, псы бесовские, да и поделом им!..

      Холод, холод-то нынче какой! В Абакане, говорят, морозы сейчас злее, чем в Норильске. Спятила природа, из-за коммунистов спятила, ведь никто так не заколебал Красноярщину, как товарищ Федирко, главный местный секретарь. ГЭС через Енисей построили, тысячи гектаров болотом стали. Климат стал влажный, противный, сорок видов трав и растений просто