Смотрю на тебя. Юлия Добровольская

меня вот тут.

      – Что это ты вдруг? – Удивился папа.

      – Ну погладь. – И я положила его ладонь себе между ног.

      – Ты понимаешь, что это такое? – Спросил папа, серьёзно глядя на меня.

      – Мне приятно, – сказала я, – когда здесь гладят.

      – И кто же тебя здесь гладит?

      – Я сама. – Не стану же я говорить папе о наших с Пашей прошлолетних опытах!..

      – Только сама?

      – Конечно, только сама… но я хочу, чтобы ты…

      – Нет, – сказал папа и вышел.

      Больше он не купал меня с тех пор.

      – Ты уже взрослая, – говорил он.

      * * *

      Я училась в десятом, когда мама покончила с собой.

      Мне тогда сказали, что она умерла от удара, упав на цементный пол в ванной.

      После похорон папа лёг в постель и закрыл глаза.

      Он умирал несколько дней – просто лежал, не поднимаясь, не шевелясь.

      Я трясла его, обливала водой, стаскивала с постели. Я кричала и ругалась грязными словами, слышанными во дворе, которые неуклюже произносила вслух впервые в жизни.

      Я обвиняла его в эгоизме:

      – Ты бросаешь свою единственную дочь, тебе плевать на меня, ты только эту гадину и любишь!

      Я обличала:

      – Ты всю жизнь пресмыкался перед ней, – я не могла произнести слово «мама», – а она ненавидела и презирала тебя!

      Потом я меняла тактику. Прижавшись к нему, я ласкала его, целовала лицо и шептала:

      – Я похожа на неё, ты меня любишь, а я люблю тебя, и буду любить, как никто не умеет, как ей и не снилось… я буду твоей женой, я уже взрослая и знаю, что мне нужно делать…

      Мамина сестра, моя тётушка, тоже пыталась сделать всё возможное, чтобы вытащить его из состояния прострации. Но папа отключился от внешнего мира. Мы и не знали, слышал ли он нас…

      Казалось, мне оставалось только или сойти с ума, или последовать папиному примеру.

      Но в тот момент, когда кладбищенские работники прихлопывали лопатами землю на его могиле, рядом со свежей маминой, я вытерла горючие слёзы и решила, что единственный по-настоящему дорогой мне человек на этой земле бесстыдно предал меня. Я сказала ему:

      – Ах, так! Ну и ладно, я вырываю тебя из своего сердца!

      Но это была несусветная чушь. Папу я забыть не могла. Я и умершим-то его не считала: ну, ушёл куда-то… за своей любимой… Что поделаешь – его воля!

      Я не умела долго обижаться. Тем более, на любимого папу.

      Тётка увезла меня с собой в Питер, где я окончила школу, но поступать я приехала домой, в Москву.

      Двадцать шесть лет тому назад

      Мне понравился Антон. И мне очень захотелось понравиться ему.

      Я вела себя с ним, как когда-то с мамой – заискивающе смотрела в рот и реагировала преувеличенно восторженно на всё, что он говорил.

      Дора, улучив минутку, прошипела:

      – Что ты перед ним пластаешься!

      Я возмутилась:

      – Но он мне действительно интересен!

      – Женщина